Playlist of Academy

Фото Марины Лукашевич
В третьей части участники Академии молодых композиторов в Чайковском отвечали на вопрос о своих недавних музыкальных впечатлениях.  Предыдущие тексты можно найти на страницах сайта: 
часть I  -  «Нужно знать, какая музыка существует сегодня, что пишет твоё поколение»,
часть II - «Музыкальный материал – неизвестность». 

Пьеса Джеймса Сондерса – это сочинение для четырех исполнителей. Они сидят за столом, у них есть фрагменты бумаги и карандаши. Партитура состоит из абстрактных рисунков, линий, точкей. Звук потрясающий. Вы ощущаете взаимодействие между инструментами, разными формами, точками – это что-то очень физическое, но при этом деликатное.

Кэмерон Грэм

Наверное, я не люблю концерты (смеётся), хотя часто хожу на них. Во Франции или в Женеве исполняют очень много современной музыки. Иногда я слушаю и думаю: «как это скучно, почему мы пишем такую музыку? Почему я пишу такую музыку?» Но бывает концерт, где только одна пьеса из всей программы потрясающая. И в этот момент ты понимаешь – именно поэтому я композитор. Я помню один фестиваль в 2016 году: концерт ансамбля Pamplemousse в США (Jessie Marino, Natacha Diels, Andrew Greenwald и другие), всего пять музыкантов распологались полукругом, и каждый по очереди играл пьесы одного сета, а в конце была пьеса, основанная на материале предыдущих. Были разные неплохие пьесы, но вот последняя была потрясающая. После этого случая я понял: даже если твоя пьеса на плохом концерте, это не просто пьеса, это часть концерта. Я понял, что нужно учитывать, какой это будет концерт. Дело не в эстетике, не в каждом композиторе, а в том, что каждая часть концерта – это музыка. Например,пианист играет только Моцарта 20 минут, потом вскакивает, быстро кланяется и уходит. Это неправильно, так как это тоже часть выступления. Каждая часть концерта – музыкальна, даже приветствие и прощание.

Сантьяго Диез Фишер

Меня, пожалуй, очень сильно задело сегодняшнее сочинение Романа Цыпышева. [Речь идёт о мистерии CΔNTICA MYSTICA, её композитор показал на своей презентации]. Я получил почву для каких-то очень сложных размышлений, выводов. Он поставил для меня множество вопросов, уходящих куда-то в русскую травматическую традицию, от Достоевского, проходящую через травму Советского Союза, подавляющих идеологических машин; ситуаций «перевертыша», когда не цель оправдывает средства, а средства оправдывают цель. Все эти вопросы возникли благодаря сочинению, с которым я себя совсем не идентифицирую, которое, выражаясь примитивно, мне не близко и не нравится. Но в последнее время я как-то замечаю, что то, что нам не нравится, открывает гораздо большие пространства для осмысления, чем то, что нам нравится. Там, где нам нравится, мы оказываемся в комфортном, понятном, ожидаемом пространстве, более-менее обустроенном. Когда мы сталкиваемся с тем, что нам не нравится, мы получаем какую-то новую пищу о себе. Что-то начинает тереть, появляется дискомфорт, и вот, слушая музыку, которая мне не близка, я больше узнаю о себе, чем от близкой мне. Но это, конечно, говорит не о сочинении, а обо мне и моём типе восприятия.
___
Дмитрий Курляндский

Последнее произведение, которое произвело впечатление, – «Песня колхозника о Москве» Десятникова. Я вообще как-то песни люблю: такие простые вещи, которые непростые совсем. Когда звучит ультрасложная музыка, в зале сидят люди и говорят: «Да я сам такое за пять минут напишу». А когда звучит ультрапростая, но совсем не простая смыслово, никто так почему-то не говорит. Мне также запомнилась опера Курляндского, которую он показывал сейчас, «Октавия. Трепанация». Если у меня есть ощущение, что я бы переслушал, то это уже хорошо, так как обычно я ничего не хочу переслушивать. То есть сочинение может быть мне близким, оно становится как бы частью меня, но второй раз я к нему прикасаться уже не хочу: мне уже всё понятно на уровне мысли-послания. Если я понимаю сообщение, мне это может быть близким, и это становится частью меня, но второй раз я к этому прикасаться не хочу. Я его прожил.

Роман Цыпышев

Я очень редко могу послушать произведение и сказать: «Вау, это что-то классное», но что-то остаётся со мной, а что-то – нет. Я слышала пьесы Сантьянго Диез Фишера для Tupperware и оперу Дмитрия Курляндского, и я думаю о них. Последняя пьеса Сантьяго на его презентации была интересная для меня, потому что он открывает окно в какое-то временное пространство, которое, я уверена, он будет ещё развивать. У Дмитрия меня заинтересовал общий подход к звуку.

Хая Черновин

Я должен сказать, что я очень впечатлён сочинениями композиторов Академии, может быть, больше всего теми пьесами Сантьяго Диез Фишера. Это что-то такое очень близкое мне, и да, это вдохновляет.

Николай Хруст

Да, меня очень впечатлило одно музыкальное сочинение – это произведение Николая Хруста Microsonetto, и знаете почему? Я в Академии сделала много открытий, что-то мне было понятно больше, что-то меньше. В этой пьесе мне показалось интересным соединение техник, технологий, истории и некого юмористического подхода к материалу.

Анастасия Морозова

Я бы хотел сказать о трёх пьесах студентов этой Академии. Я выделяю их не потому что они лучшие, а потому что каждая из них смогла перенести меня в какое-то особенное место, и, слушая их, я думал: «О, это что-то сильное, серьезное». Я объясню, что меня зацепило в каждой из них.
Пьеса Николая Хруста – Итальянский концерт. Его умение пользоваться кичёвым вкусом в этих восхитительных глиссандирующих восьмых на синтезаторе, и этот важнейший эпизод, где есть соло гобоя. И оно сделано так, как это обычно бывает в итальянских концертах, но на синтезаторе. И это воплощение чистого кича, чистого остроумия, и в то же время, это очень тонко. Это просто чудесный эпизод.
Вторая - пьеса корейского композитора Чанши Лима. Просто представьте, такой тихий неэмоциональный человек (на Академии я видел его только таким), пьеса в 28 минут, трио, когда её слушаешь, то попадаешь в какой-то чудесный мир, который и покидать не хочется. Хоть три часа там будь. 
Третья - пьеса для кларнета Педро Берардинелли. Я был поражен, когда слушал пьесу, у меня даже в памяти возникло точное изображение того, что я услышал. Это фотография. И это очень странно для меня, потому что, чем дальше я слушал, тем яснее представлял картинку – математические скульптуры японского фотографа Суджимото. Я слушал пьесу Педро, и это было точным воплощением того, что возникло у меня в памяти. Был даже один момент в пьесе, когда я остался один на один с собой. Я не мог оторваться от этого зрительного образа, хоть и пытался это сделать. Когда вы смотрите на эту фотографию в приближении, вы видите каждую деталь, и все они несовершенны, но если смотреть на фото в целом – это идеально выстроенная математическая структура. 
___
Колен Рош

Я бы хотел сказать о двух концертах, которые проходили здесь. Один, в котором участвовал ансамбль InterText. Там мне понравилась пьеса молодого композитора, которого я видел здесь однажды, когда мы играли в баскетбол, Венедикта Пеунова. Она была очень хороша сделана для молодого композитора. Пьеса Венедикта была зрелой и прочной.

Дэвид Лефковиц

Ещё на одном концерте меня впечатлила пьеса Александра Хубеева. В ней воплощено как раз то, о чём я всегда говорю своим студентам, потому что просто положить шарики в рояль – это как трюк: посмотрите-ка, я делаю что-то крутое. Но часто это просто уловка, потому что публика легко поддается на такие уловки. И часто за этим трюком ничего не стоит. Итак, в чём разница между тем, чтобы положить шарики для пинг-понга в рояль, и это будет трюком, и тем, чтобы это действительно производило глубокое впечатление? Разница состоит в том, нужно понимать, какой акустический эффект получается от шариков, какова идея пьесы. У Саши звуки, которые есть у шариков переходят и в партии инструментов (например, звуки с эффектом рикошета). И когда мы слышим эти звуки шариков, мы слышим в точности такие же звуки  у виолончели, и у скрипки. Пьеса очень хорошо сделана, и её интересно слушать. К тому же, есть момент непредсказуемости, потому что вы никогда не знаете, как в точности будут перемещаться шарики в следующий раз. Это отличная пьеса. И для меня было приятным удивлением, что Саша был здесь студентом несколько лет назад.

Я был в жюри международного конкурса в Италии, и там была одна пьеса с электроникой, которая меня очень впечатлила. Конкурс был анонимным, я не знал, кто автор и по каким-то косвенным признакам стал пытаться вычислить его – просто для себя, чтобы послушать что-то ещё. Ну, я нашёл, конечно, после окончания конкурса. По-моему, там исполняли Neue vocalsolisten Stuttgart на шесть голосов, пели что-то типа Палестрины, что-то эпохи Возрождения. Идея была в том, что все голоса суперамплифицированны, и он всё время играет с амплификацией: выстраивает определённые ритмы, какие-то тремоло амплификации, они включаются-выключаются так быстро, что полностью преломляют тембр. На каждый голос у Палестрины выстраивается абсолютно своя фактура, со своими ритмами, то есть где-то шесть микрофонов. Это технически сделано здорово, и звучит фантастически, я вообще никогда такого не встречал. А называется цикл «Ampropriphications».

Александр Хубеев

Я не отказываюсь от той музыки, которую любил раньше. Я могу относиться к ней уже с иронической улыбкой. Но даже в каком-то неинтересном произведении можно найти буквально две секунды какого-то материала, который, как самородок внутри горы руды. Для меня это может быть в каком-то конкретном исполнении. Допустим, Симфония Веберна, вроде как все её знают, все мы к ней привыкли. В одном исполнении для меня там есть две секунды абсолюта. И в каждом произведении есть такое.

Сергей Стройкин

Недавно я открыла для себя группу Neutral Milk Hotel. Они существуют уже достаточно давно, просто я их открыла недавно. Их песня Oh Comely стала для меня чуть ли не гимном, точнее её последняя часть. Это очень-очень длинная песня с большим количеством слов под гитару. Куплет, куплет, куплет, много насыщенных текстом куплетов, и в конце вдруг происходит резкая смена материала: начинает звучать то, чего до этого не было, и абсолютно прекрасные слова. Я советую её обязательно послушать.

Дарья Звездина

Хороший вопрос, просто нужно вспомнить, сложно так сказать. Много что меня задевает, и много что не трогает. Есть музыка, проходящая сквозь всю жизнь, простая песенка – дуэт «Pur ti miro» из «Коронации Поппеи». Мне кажется, безумно просто и красиво. Это то, что я уже так в себе держу, постоянно напоминаю. У Пёрселла в «Королеве Индейцев» тоже есть номер, который очень люблю, он был процитирован у Тарковского в «Зеркале» – «They tell us that your mighty powers above».

Олег Крохалев

Меня, конечно же, поразил Колен Рош. Это прям искусство. Он для меня близок, потому что это – пьеса [«Роман в зеркале (Сизиф за моим столом)»] про боль, одиночество, с которыми ты не можешь ни с кем поделиться. Ты живешь, у тебя всё хорошо: есть семья, музыка, дети, всё хорошо, но ты чувствуешь себя ужасно. И ищешь выход. И ты находишь его в том, что мы видели здесь на перформансе, но тебе это не помогает. Ты находишь выход в написании – он пишет такты пустоты, перформанс «Книга цифр». Меня поразило, что Колен Рош дарит нам звуки внутри нас, а не снаружи. Это уже искусство. Моя любовь.

Алина Ануфриенко

В последние годы меня никакое произведение не удивило до такой степени, чтобы я прямо восхитился и сказал: «Как он это сделал, что он сделал?» Но если речь идет не о технике, то меня могут вдохновить какие-то вещи. Это может быть один какой-то звук; место, где мне понравилась акустика, или атмосфера, где я могу сказать: «Это потрясающе просто!»; или даже просто я могу посмотреть на воду и там будет какое-то особое освещение. Слушая музыкальные произведения, я учусь, для меня это как обучающая книга. Оно может мне очень понравиться, я могу заинтересоваться, но вдохновение я получаю из других источников. Например, так было по дороге в Чайковский - меня заинтересовали звуки поезда. И поезд сам как движущийся sound material, sound-объект. Я мог просто сидеть или стоять и слушать. Такие звуки издавались - просто готовое произведение. Вот такие вещи могут меня вдохновить, и тогда я уже начинаю думать, в какое произведение это может вылиться.

Геворг Бадалян

«Cлушая музыку, которая мне не близка, я больше узнаю о себе»

В третьей части участники Академии молодых композиторов в Чайковском отвечали на вопрос о своих недавних музыкальных впечатлениях.

Фото Марины Лукашевич

Дмитрий Курляндский

Колен Рош

Рачья Есаян

«Современная музыка — это самая интересная из когда-либо написанной музыки, и настоящий момент — самый волнующий в истории музыки. Так было всегда»

Игорь Стравинский