текст
25/01/2021
Пять стадий принятия глухоты на «Бетховен.Mute»
Текст: Антон Сомов
В казахстанском независимом театре ARTиШОК прошла премьера необычного музыкально-театрального представления «Бетховен.Mute», посвященная 250-летию со дня рождения Людвига ван Бетховена; в роли хедлайнера выступил ансамбль современной музыки «Игеру». Накануне второго показа спектакля, который состоится 29 января, предлагаем познакомиться с устройством действия и представить все стадии принятия глухоты композитора, метафорически проходящие сквозь музыкальную историю.
Будьте осторожны: текст содержит прямые спойлеры.
Фото: musikfabrik.eu
«Бетховен.Mute» нельзя назвать камерной оперой или мюзиклом, так как актеры не поют, но это и не привычная театральная поставка, в которой музыка выполняет функцию фона и предназначена для усиления эмоционального восприятия. Нет. Здесь театральное действие и музыка — самостоятельные процессы, каждый из которых находится в своем временном пространстве и имеет собственную драматургическую линию, хотя они и объединены общим замыслом. Актеры раскрывают внешнее поведение человека, потерявшего слух, каким мы можем увидеть его со стороны. Музыкальная линия не только ведет слушателя по выстроенному историческому вектору, с постепенным усложнением языка, но и выражает внутренние переживания и эмоции «глухого человека», ощущение и принятие каждой наступающей стадии потери слуха.
В спектакль включены пять произведений композиторов разных эпох, сменяющих друг друга: Соната для флейты и фортепиано B-dur, op. 4, I часть (Allegro) Людвига ван Бетховена, Квинтет B-dur, op.115 1 часть Иоганнеса Брамса, «Лунный Пьеро» для голоса, фортепиано и инструментов, op. 21 Арнольда Шёнберга, «Guero» для фортепиано Хельмута Лахенмана, «4’33» Джона Кейджа. Связующими звеньями стали электроакустическое сочинение Санжара Байтерекова, звучавшее между выбранными композициями авторов и, конечно, само сценическое действо. Как отмечают участники и создатели: «Замысел проекта – это попытка понять и услышать, как композитор, который большую часть своей жизни жил и творил в вынужденной звуковой изоляции, смог предугадать то, какой станет музыка в XX-XXI веков». Впрочем, этот спектакль не только о жизни Бетховена. «Вынужденная звуковая изоляция» — это характерное словосочетание для спектакля содержит не только прямую отсылку к состоянию композитора, но и к сегодняшней ситуации с пандемией, к сложившемуся образу и положению человека в XXI веке.
Чтобы передать содержание музыкально-театрального действия «Бетховен.Mute» и понять, как взаимодействуют актеры и музыкальные сочинения разных композиторов, необходимо обрисовать весь метафоричный мир современного действа, дать зрителям-слушателям ключ, который откроет двери в мир современных художественных поисков режиссера и композитора. В связи с этим возникла мысль взять за основу Пять стадий принятия, с которыми сталкивается каждый «глухой человек»: Отрицание, Раздражение; Торговля; Уныние и огорчение; Принятие — понятия, принятые в психологическом сообществе. Стадии отражают не физическое состояние и ощущение, а эмоциональное, то что переживает человек внутри себя. Эта роль в постановке отведена музыке, которая быстрее других видов искусства воздействует на нашу лимбическую систему. За внешние факторы, то есть то, каким хочет казаться «глухой человек», отвечает актёрская труппа. Дополняет образ электроакустическое сочинение Санжара Байтерекова, где сквозь звуковые волны прорываются привычные нам музыкальные звуки, буквально отражая процесс постепенной потери слуха.
«Бетховен.Mute»
Действующие лица
Состав актеров:
Анастасия Тарасова, Чингиз Капин, Виктория Мухамеджанова, Куантай Абдимади, Галина Пьянова, Антон Болкунов и студенты актёрско-режиссёрского курса театра ARTиШОК.
Режиссер: Галина Пьянова
художник: Антон Болкунов.
Ансамбль современной музыки «Игеру»:
Александр Тхай – скрипка,
Валентина Каратаева – скрипка,
Павел Тарасевич – альт, дирижер
Султан Абетов – виолончель,
Ержан Кушанов – флейта,
Дамир Буркитбаев – кларнет,
Сабина Атагельдиева – фортепиано,
Надия Наденова – вокал;
Композитор – Санжар Байтереков,
Раушан Джуманиязова – директор.
Вступление. В зале перед закрытым занавесом, спиной к аудитории сидят два актера в довольно непринужденной позе, разговаривающие пафосно и абстрагировано от зрителей, да и друг от друга тоже. Если обратить внимание, то каждый либо поправляет свой наушник, либо замирает перед экраном смартфона, механистически листая страницу своей социальной сети. Зрители постепенно рассаживаются по местам, пытаясь вникнуть в контекст. Данная беседа не воспринимается ими всерьез, так как манера разговора к этому не располагает. В речи собеседников слышатся обрывистые фразы, пустые и непонятные мысли, утрированные и пафосные вздохи.
Актеры: Чингиз Капин, Анастасия Тарасова.
Фото: Константин Монахов
Деловитая парочка переговаривается с режиссёром подкаста (это сигнал о начале спектакля), обсуждает вопросы, ответы, которые планирует записать для своих слушателей: какое сегодня общество, почему все такие занятые, суетливые, тревожные, при этом стремящиеся бесконечно чему-то «обучаться», и почему общество стало «глухим» и «заMUTEрованным». После этого, внутри себя, в зрительном зале и параллельно с актерами начинаешь рассуждать о том, почему в нашем веке человек пришел, например, к звуковой изоляции намеренно, вставив наушники с целью слушать музыку, подкасты, аудиокниги, тренинги и прочее — практически каждый день, по нескольку раз. Однако от этого ежедневного действа искажается реальность. Человек смотрит и взаимодействует с окружающим миром через плейлист на своем устройстве и из-за этого теряет адекватное восприятие. Эти впечатления накладываются одно на другое, мозг не успевает распознать конкретную информацию, и в результате получается нечто «среднеарифметическое», а так как этот процесс продолжается, то это «среднеарифметическое» тоже вынуждено меняться, что приводит к искаженному образу мира.
Затем один из актеров предлагает разобрать вопрос о музыкальных предпочтениях и назвать топ-5 композиторов, произведения которых можно было бы послушать. Гламурная парочка начинает со знаменитого представителя эпохи классицизма — Бетховена. Он рано начал терять слух и прожил глухим довольно длительный период времени. Это знает каждый. А были ли последователи его идей? Были: Брамс-Шёнберг-Лахенман-Кейдж. Программа предстоящего музыкально-театрального представления освещена, можно гасить свет.
Электроакустический переход. Задумывались ли вы, как человек начинает терять слух? Нечто подобное можно понять и ощутить при перепадах атмосферного давления — во время быстрого покорения вершины, при взлете на самолете или нырянии на большую глубину. Закладывает уши и некоторое время сложно расслышать речь и звуки. Через звуковые поиски Санжара Байтерекова слушатели смогли прочувствовать подобную вакуумную звуковую массу. Временами из нее просачивается еле слышимая музыкальная фраза Оды «К радости» из Симфонии №9 Бетховена. Действительно, ведь для человека, который теряет слух, любой услышанный звук из мира — это неповторимая радость, надежда. Она-то всегда умирает последней, и если утопающий пытается ухватиться за соломинку, то почему бы человеку, обреченному на глухоту, не питать надежды услышать что-то в последний раз. Ну, а если же у вас просто когда-то закладывало уши, то вы вспомните, какое расслабление и счастье испытываешь после такого напряжения.
***
На звучащем фоне на сцену медленно выходят молодые актеры, идущие слева направо, по часовой стрелке. В ушах видны наушники, в руках стаканы с кофе. Они идут вряд, с пустыми, «остекленевшими» глазами, словно глядя сквозь идущего перед ними человека, одеты полностью в черное, обезличенные — все как один. Замыкает поток один актёр, лишённый всех атрибутов, его взгляд полон вопросов и ожиданий.
Вновь гаснет свет и открывается занавес.
Стадия 1. Отрицание. На сцене нет актеров, звучит Соната для флейты и фортепиано B-dur, op. 4, I часть Людвига ван Бетховена. Почему для передачи эмоционального состояния глухого человека выбрано произведение столь ясное и светлое, простое и доступное, с пластичной мелодией и утонченной гармонизацией, столь мастерски воплощенные Ержаной Кушановой и Сабиной Атагельдиевой? Почему не обратились к знаменитому массивному форсированному звучанию и контрастам, характерным для позднего творчества композитора?
Ержан Кушанов – флейта, Сабина Атагельдиева – фортепиано Фото: Константин Монахов
Первая часть сонаты может оставить просветленное впечатление у слушателя, появившись в качестве самостоятельного номера концертной программы. Однако в спектакле она отражает эмоциональное состояние первой стадии отрицания и показывает, что человек не способен быть по-настоящему честным с самим собой, не может дать себе отчёт, в каком положении он находится. В результате он преуменьшает или всячески игнорирует и отрицает воздействие потери слуха, начинает избегать общественных мест с большим количеством людей, где есть фоновые шумы, мешающие что-либо слышать. Поэтому на сцене нет ни одного актера, показывающего внешние проявления этой растерянности — она прикрыта вуалью внутреннего оптимизма, игнорируются любые вразумительные доводы.
Перестает звучать музыка.
Стадия 1 — актерская игра. Появляется мужчина, смотрит на флейтиста. Тот вырывает стакан с кофе и уходит со сцены. Герой остается один, садится на стул и тихим голосом начинает что-то рассказывать. Прислушавшись, можно разобрать, что речь идёт о детстве Бетховена. Неожиданно из зала начинают выкрикивать фразы: «Не слышно!», «Говори громче!», «Ты что, глухой?!». Затем на сцену выбрасывают стулья, кто-то выражает явный протест, желая добиться хоть малейшей реакции от говорящего. Но герой также упорно и монотонно продолжает говорить, игнорируя и отрицая всё происходящее.
Актер и художник постановки: Антон Болкунов; Фото: Елена Петрова
К мужчине присоединяются еще четверо актеров. Один из них концентрирует внимание на ухе тихо говорящего бедолаги, точнее на том, что находится внутри. Вытягивает оттуда белую нить и, медленно пережевывая её, пытается сформулировать несколько словосочетаний, произносимых героем. Такие действия могут вызвать немало вопросов у аудитории, а у кого-то и полное отторжение, даже отвращение. Однако стоит помнить, что постановка полна метафор. Представим, что, обнаружив начальные стадии глухоты, человек проходит через множество медицинских процедур — возникают ассоциации с врачами, совершающими невероятные и порой не совсем приятные манипуляции с ушными каналами.
Фото: Константин Монахов
Выходят музыканты. Четверо актеров высаживаются на имитированный зрительский подиум, поднимают вверх руки и начинают трясти кистями — так аплодируют глухонемые люди появившемуся на сцене квинтету. Начинает звучать музыка и наступает следующая стадия драматургического развития.
Фото: Елена Петрова
Стадия 2. Раздражение. С первых звуков Квинтета B-dur, op.115 (1 часть) Иоганнеса Брамса проявляется разделение двух сторон личности. Музыка создает внутреннее смятение, даже раздражение от всего окружающего, уверенность в партии кларнета сочетается с мучительными сомнениями у струнных. В таком крайне неустойчивом эмоциональном состоянии у «глухого» нет возможности сконцентрироваться на себе. Весь музыкальный материал выстаивается через контрасты: активность сменяется взволнованностью, радость — скорбью, смятение —смирением и, наконец, драматической кодой.
На фоне музыкально-эмоционального «кружения», актеры двигаются в замедленном темпе. Погружаясь в бурю переживаемых чувств и испытывая высокую степень раздражения, человек уходит в себя, концентрируется на своей проблеме. Ему кажется, что он довольно активен и полон решимости, но на самом деле, скорее заторможено восприятие, а любое воздействие извне вызывает гнев и злость. Естественно, постепенно глохнущий человек еще больше напрягается и основным смыслом жизни видит только одно — изолироваться от мира.
Фото: Константин Монахов
В качестве эмоциональной разрядки на сцене появляется актер, который замыкал обезличенный ряд молодых людей в начале спектакля. Его роль — это парень из аула, которого все называли «Бетховен», так как он стал глухим. Всему виной «лунный свет, под которым он спал», о чем рассказывается в его блоге.
Электроакустический переход. Теперь он усиливается игрой светового прожектора — имитация лунного света, блуждающего по всему помещению. Неожиданно он падает на девушку, одетую во всё черное. Парень возводит её на подиум, окутывает целлофаном. Актеры-зрители, наблюдая за этим, не скрывают раздражения от предстоящего звучания музыки и появления дирижера.
Стадия 3. Торговля. В качестве прямой ассоциации была выбрана первая часть «Лунного Пьеро» для голоса и инструментального ансамбля Арнольда Шёнберга. Музыка отличается «многоликостью», резкими переходами, импульсивностью, динамическими перепадами, колкими интонациями, кружащим завораживающим движением в партиях инструментов. Вокальная партия, которую артистически уверенно исполнила Надия Наденова — это монолог, внутренние таинственные рассуждения, передающиеся при помощи «речевого пения», шёпота, резких выкриков. Вырисовывается гротескный образ: под маской иронии скрывается тоска по безвозвратно ушедшему прошлому, миру, полному звуков и приятных голосов. Пьеро в музыкально-театральной постановке — это видéние, ничто, и в то же время — действующая сила в замкнутой пустоте, способная творить собственные иллюзии, миражи, загадки, побудить к торговле с самим собой, к самообману.
Фото: Елена Петрова
Во время звучания актеры не совершают никаких движений — они неподвижны. Вся концентрация мыслительного процесса находится внутри «глухого человека». Он — Пьеро, несчастный, не готовый меняться, ищущий способ «выторговать» у мира понимание и хоть немного сочувствия. Но в большей степени, это торг только с самим собой.
Стадия 4. Уныние и огорчение. Это самая разрушительная из всех стадий. Она затрагивает различные аспекты жизни «глухого человека» — эмоциональные, физические, психические, и духовные. «Guero» для фортепиано Хельмута Лахенмана, в исполнении Сабины Атагельдиевой, отражает именно такое состояние. Композиция лишена привычных музыкальных звуков, мелодий: пианист водит по клавишам рояля ногтями и пальцами, цепляет их, поддевает, слегка ударяет по корпусу инструмента, струнам. В результате получается скрежет в тишине, будто в голове «глухого». Слух теряется окончательно. На сцене нет актеров, только музыкант-исполнитель. Мы наблюдаем и слушаем поток мало понятных звуков. Отрицая их в привычном виде, Хельмут Лахенман сбрасывает авторитет исторического опыта, закрепившийся за звучаниями предшествующих веков. Вектор музыкальной мысли резко сменил направление. С одной стороны, это вызывает огорчение, непонимание, недоумение, страх перед новым, с другой, побуждает отказаться от общепринятых мнений, обратиться к самому себе, лучше познать и принять себя, найти собственные ответы.
Фото: Константин Монахов
Перед последней стадией, необходимо осознание произошедшего. Музыка, отражающая внутреннее состояние, уже не будет прежней. Актеры, иллюстрирующие эмоции, переосмысляют свои действия, привычки. Однако принятие приходит не так легко.
Электроакустический переход. Возросла громкость, движение ускорилось, общая звуковая масса перемешивается и гудит, словно концентрирует бушующую энергию, жаждущую своего освобождения. На сцене неожиданно появляются актеры, возмущенно выкрикивая знакомые фразы: «Таким свиньям играть не буду!!!», «Надень маску!!!», «42.500!!!», «Самоизоляция!!!», «Соблюдай дистанцию!!!». Всё так знакомо, ничего не закончилось. Прообраз «заMUTEрованного населения» прорвался. На сцене хаос, переворот. Летят стулья, разрушается подиум, актеры набрасываются на рояль, почти вырывают клавиши. Вскоре один за другим на сцену выходят исполнители-музыканты, актерам выносят кофе, они успокаиваются.
Фото: Константин Монахов/Елена Петрова
Первые четыре стадии травмируют человека, они выбрасывают его из жизни, вводят в состоянии беспомощности и безысходности. Поэтому на этом драматургическом переходе произошло тотальное уничтожение всего, что происходило на сцене, в сознании.
Стадия 5. Принятие. Джон Кейдж «4’33». Музыканты выходят в концертной одежде и, так называемых, пассивных наушниках, предназначенных для заглушения окружающих шумов. Какой получился необычный контраст! В конце четвертой стадии уровень шума был настолько высок, что невозможно было спокойно сидеть и наблюдать за всем происходящим, а на пятой – ти-ши-на. Музыка больше не звучит, она достигла своего Абсолюта. У всех в зале появилась возможность остаться наедине с самим собой, услышать дыхание, биение сердца, себя — на 4 минуты и 33 секунды.
Фото: Елена Петрова
Наступил финал — принятие тишины и изоляции. Отражает это и внешний вид музыкантов: на протяжении всего музыкально-театрального представления они были одеты в свободную одежду (джинсы, майка, ботинки, кроссовки), в последнем же номере они преображаются в концертный наряд, показав своё принятие и предназначение. Человек, навсегда потерявший слух, проходит через все пять стадий, принимая неизбежное, обретая мудрость.
В конце вновь звучит электроакустическое сочинение Санжара Байтерекова, обрамляющее действо. Обезличенные актеры идут в обратном направлении, против часовой стрелки, спиной вперед, переодетые в майки с надписью: «Бетховен.Mute».
Фото: Константин Монахов
Заключение
Создатели проекта вложили глубокую метафоричность в «Бетховен.Mute». На мой взгляд, это позволяет избежать зрителям-слушателям-критикам жесткой и однозначной трактовки сюжета, видеть собственные образы, пересекающиеся линии. Воспользовавшись известными психологическими закономерностями, раскрывающими содержательное наполнение стадий, мы словно получаем в руки прозрачную нить, пронизывающую и скрепляющую сценическое действие от начала и до конца постановки. Кроме того, подобная оболочка спектакля, ведущая зрителя по стадиям принятия трагической глухоты, глубже раскрывает музыкальное содержание сочинений, вскрывая в них иные смыслы и образы.
Современная академическая музыка сложна для восприятия. Подобного рода театральные постановки, с визуализацией происходящего, наличием конкретных образов и мыслей о современной ситуации, помогают упростить понимание и усилить воздействие музыки. В какой-то степени зритель тоже выступает в роли творца. На протяжении всего представления он имеет возможность соединить музыку с предлагаемым ему визуальным рядом, найти точки соприкосновения и, наоборот, увидеть конфликты и противоречия.
В период изоляции многие соскучились по концертам, спектаклям и другим мероприятиям, зал был полон. Однако, всеми ли был понят и единодушно принят этот театральный эксперимент, его замысел и необычная реализация? Думаю, нет. Но пытливый зритель, испытывающий потребность не только переживать, но и понимать художественные явления, найдет свой субъективный личностный смысл, свой ключ к разгадке.
