интервью
06/10/2020
«Я не пытаюсь создать содержание, я пытаюсь создать пространство»
Текст: Наиля Насибулина
Stravinsky.online начинает публикацию серии интервью с известными зарубежными композиторами о музыке сегодняшнего дня и их собственных творческих планах.
В дни визита в Москву композитора Клауса Ланга на фестиваль «Московский форум»-2019 Наиля Насибулина побеседовала с ним о гармонии в современной музыке и о сочинениях молодых российских авторов, а также о том, зачем сегодня исполнять сочинения Рахманинова.
Клаус Ланг. Фото Д. Рылов. Источник: mosconsv.ru
— Мистер Ланг, Вы пишете музыку для разных составов. Для каких инструментов Вам нравится сочинять музыку больше всего и почему?
— Для струнной группы в целом — мне нравится их тембр. Это очень «гибкие» инструменты, которые можно использовать множеством разных способов.
— Вы часто используете современные техники игры на струнных?
— Я не думаю, что современные техники хороши или плохи сами по себе — если нужно, я их использую. Важно то, как это звучит.
— Что Вы можете сказать о произведении «Что рассказывают мне цветы» Павла Полякова, прозвучавшем на «Московском форуме» [22 октября 2019 состоялась мировая премьера этого произведения — прим.ред.]?
— Это очень экспрессивная пьеса. Для меня звучание скрипки здесь второстепенно, гораздо важнее выразительность исполнителя. Это произведение могло быть так же исполнено на пенопласте [на том же концерте прозвучала пьеса Георгия Дорохова «Манифест» для трёх пенопластов (2009) — прим. пер.] или чем-то ещё. Содержание настолько выходит на передний план, что звук конкретного инструмента для меня не был центром пьесы.
Klaus Lang - The Thin Tree (for orchestra) (2013/14)
Обработка видео...
К. Ланг. Тонкое дерево. BBC Scottish Symphony Orchestra. Дирижёр Llan Volkov
— На творческой встрече Вы говорили о своих операх — в частности, были показаны фрагменты оперы «Исчезнувший жених». Какую музыку Вам нравится писать больше: инструментальную или театральную?
— Для меня опера — это музыкальная форма. Это не театральное произведение с музыкой, звучащей на заднем плане в качестве сопровождения. Сейчас сложно определить, что такое опера. Если углубиться в историю музыки, можно найти огромное количество способов её написания. В ней нет конкретной формы, как, например, в сонате. Опера — это как набор принципов, идей, и ты можешь сосредоточиться на том или ином аспекте.
Очень важно, на чём ты сосредоточен в этом конкретном моменте своего творческого пути. Я менялся: в разные периоды для меня имели значение разные типы материала, с которым я работал; в некоторых произведениях был использован только белый шум, в других — только тембр фортепиано. Это не иерархия, где что-то хуже или лучше другого. Мы живём в мире, которому нет конца, поэтому выбираем несколько наиболее интересных для нас аспектов и пытаемся посмотреть на них более внимательно. Надеюсь, это относится ко всем — это знак, что мы всё ещё живы.
— Какой аспект Вы считаете наиболее важным сейчас?
— Для меня наиболее интересное в музыке сейчас — это гармония, потому что начиная с развития двенадцатитоновой техники и исследования шума и звука самого по себе композиторы старались избегать идеи гармонии. Мне кажется интересным возвращаться к работе с ней после сотни лет следования другому пути, но при этом исследовать и развивать не тональность и модальность, а иные виды гармонических структур.
Одно из главных преимуществ искусства, которое освобождает его от рекламы или любого вида пропаганды, – то, что в нем нет конкретного значения. У музыки для рекламы шоколада оно есть. Но я не хочу продавать шоколад.
— Вы когда-нибудь писали балеты?
— Никогда. Танцы есть в моих операх: например, в «Исчезнувшем женихе» мизансцена построена таким образом, что два танца исполняются одновременно. Другая моя опера, «Архитектура дождя», основана на пьесе Shiga Дзэами Мотокиё [японский драматург и актер, годы жизни: 1363–1443 — прим.ред.], которая относится к классическому виду японского драматического театра Но. Я сам перевёл пьесу и написал либретто, используя и другие источники. Танец является важной частью этой оперы и образует отдельные секции.
— Планируете в будущем написать отдельный балет?
— С удовольствием! Я много изучал балет, было очень интересно проследить развитие танца в XX веке. Конечно, мир танца так же огромен, как мир музыки, поэтому существует множество представлений о том, чем является тело на сцене. Например, меня не очень убеждают балеты Оскара Шлеммера в традиции Баухауза, но интересна сама идея: ты видишь тело больше как объект в пространстве, а костюм — как часть дизайна сцены, а не нечто, принадлежащее персонажу и что-то выражающее в нём.
— Вы часто говорите, что Ваша музыка не передает ничего конкретного. Часто ли Вас вдохновляют некие визуальные импульсы?
— Да, конечно. Окружение оказывает на тебя большое воздействие, пробуждает идеи и звуки в сознании, но вопрос в том, как сделать из этого нечто значимое. История музыки полна произведений, основанных на внемузыкальных источниках. Для меня важно быть открытым к миру, следить за тем, что происходит и пытаться это понять. Ты получаешь информацию, и она проходит через тебя. Если ты ничем себя не подпитываешь, я не думаю, что ты сможешь создать что-то ценное.
— Заголовки Ваших произведений могут смутить некоторых слушателей: «три золотых тигра.», «тонкое дерево.», «уродливая лошадь.», «белобородый мужчина. шесть лягушек.» — и никакой программности.
— Для меня важно, что заголовки никуда не ведут. Я понятия не имею, что они значат, и это замечательно! Я не хочу писать дидактические пьесы, которые прямо что-то демонстрируют. Может быть, некий смысл в названиях и есть, но он разный для меня, для вас, для всех. Как композитор я не пытаюсь создать содержание, я пытаюсь создать пространство. И значение этого пространства — дело слушателя. Это одна из причин, почему я выбираю такие названия. У них есть формальная связь со структурой пьесы, но они не указывают на нечто конкретное. Если вы посмотрите на мои наброски, вы поймёте логику. Но, конечно, если просто слушать музыку, этого не уловить. И это именно то, чего я хочу. Одно из главных преимуществ искусства, которое освобождает его от рекламы или любого вида пропаганды, — то, что в нем нёт конкретного значения. У музыки для рекламы шоколада оно есть. Но я не хочу продавать шоколад.
— Вы часто говорите, что Ваша музыка – это «слышимое время». Как, в таком случае, звучит пространство?
— Сложно представить музыку, в которой нет пространства. Музыка всегда исполняется в пространстве, от него невозможно избавиться. Вспомним зарождение западноевропейской музыки — как исполнялись григорианские песнопения? Один хор слева, другой — справа. Пространство существовало с самого возникновения музыки. Сложный вопрос. Я использую пространство — например, в опере. Мне нравится идея быть внутри звука, как в прямом смысле, в пространстве, так и в своем сознании. И если фокусироваться на самом звуке, пространство словно исчезает, как и время. Потому что если ты будешь думать, что звук идёт слева или справа, то перестанешь фокусироваться на музыке. Ты отдаляешь себя от неё, потому что анализируешь. Я думаю, время более фундаментально, чем пространство.
Большинство людей думают, что музыка — это когда кто-то сидит за роялем в зале. Тем временем, история музыки насчитывает более чем 1500 лет. Я всегда много говорю об истории; я считаю, что это богатый ресурс. Проблема в нашем музыкальном мире в том, что люди стремятся сохранить историю, а не понять ее. Они играют Рахманинова не с целью научиться писать музыку сегодня — вместо этого они смотрят на него как на музейный экспонат. Изучать историю необходимо каждому композитору, иначе ты просто будешь повторять то, что уже сделали другие.
— Вас не назовешь публичной личностью. Как Вы думаете, каковы будут взаимоотношения между композитором и медиакультурой в будущем?
— Быть всё время онлайн на Facebook и Twitter, постоянно общаться и быть доступным — то, что мне очень не нравится. Это мешает быть наедине с собой, а это один из самых важных моментов нашей жизни. С другой стороны, доступная информация — это прекрасно. Большинство слушателей знают мою музыку благодаря интернет-ресурсам, а не концертам. Авторское право — сложная вещь. У нас должен быть шанс зарабатывать себе на жизнь тем, что мы делаем. Но мы создаём контент, большую часть средств с которого забирает себе Google — это не очень честно. С другой стороны, вся идея авторского права и собственности кажется мне странной. Для меня стало возможным сочинять музыку только потому, что я изучал всё, что было написано до меня. Это не моё достижение, я часть исторического процесса. То же самое с интернетом: информация должна быть доступна и бесплатна для всех, как и образование.
Публикацию подготовила Жанна Савицкая
Читайте также:
«Балалайка в форме ракеты, улетающая в космос». Интервью с Еленой Климовой о народных инструментах в современной музыке