Нескучный Ланг
текст Наили Насибулиной
На VI Международном фестивале вокальной музыки «Опера Априори» состоялась премьера сочинения «Красные долины и пурпурные небеса» композитора
Фото © Ira Polyarnaya/Opera Apriori
В начале мая Москву посетил Клаус Ланг: новое произведение композитора было исполнено в Концертном зале им. Чайковского, а за день до этого в рамках проекта Gnesin Contemporary Music он провел лекцию и воркшоп в Академии имени Гнесиных и рассказал об эстетике своего творчества. Многие сочинения Ланга построены по одной модели: статичные и континуальные, они могут показаться неподготовленному слушателю затянутыми и даже скучными, однако это совсем не так.
Концерт фестиваля «Опера Априори» был построен как музыкальный диалог двух австрийских композиторов: перед мировой премьерой Ланга прозвучала Месса №2 для хора и духовых инструментов Антона Брукнера. Названная в аннотации к концерту «самым необычным [из всего наследия Брукнера], устремленным в будущее сочинением» с «прогрессивными музыкальными средствами», месса хоть и была встречена публикой громкими аплодисментами и криками «браво», но для людей, воспитанных на огромном количестве образцов классико-романтической музыки, это произведение слушалось как удивительно консервативное и однообразное. Бесспорно, эта музыка гармонична, хорошо инструментована и легко ложится на слух, но после нее возникла потребность в некоем новом звучании, поисками которого непрерывно занимается Клаус Ланг.
«Красные долины и пурпурные небеса» — произведение, написанное композитором специально для фестиваля и впервые исполненное вокальным ансамблем Intrada и ансамблем духовых инструментов Российского национального оркестра под руководством дирижера Максима Емельянычева. Изначально оно называлось «Зеркальной мессой», так как стало своеобразным ответом Ланга на сочинение Брукнера. У Брукнера — неоклассическая шестичастная месса с традиционным строением цикла на литургический текст; у Ланга — одночастное произведение без слов, состоящее из нескольких разделов, малоконтрастных друг другу. Общими между ними стали, пожалуй, инструментальный состав (хор и ансамбль духовых инструментов), временная протяженность произведений и расположение исполнителей на сцене — антифонно. При такой расстановке разные тембры хора смешиваются друг с другом: например, сопрано разделяются и оказываются по разные стороны сцены. Это, по словам композитора, и дает эффект антифона, когда два хора отвечают друг другу.
Но возможно, что этот прием несет в себе и другой смысл — смешать все инструментальные партии, чтобы они образовали единое целое. Этот принцип четко прослеживается во всем творчестве Ланга: инструменты не индивидуализированы, каждый из них как бы продолжает другого и является частью одного звучащего пространства; редкие соло лишь ненадолго проявляют себя, чтобы вновь слиться с ансамблем. Нет деления на части, можно расслышать только несколько неконтрастных разделов, плавно перетекающих друг в друга и образующих непрекращающееся звучание с постоянной градацией динамики.
В середине произведения возникло ощущение, будто у этой музыки не было начала и никогда не будет конца, а публика всегда сидела в этом зале среди множества таких же людей и слушала звучащую бесконечность. Свое отношение ко времени Ланг объясняет через внемузыкальные ассоциации, архитектуру и скульптуру, проводя аналогию с древним храмом в Афинах: «Меня больше всего поражает во фризе Парфенона то, что греки пытались воплотить в камне жизнь — то, что постоянно меняется и находится в непрерывном движении. Я, напротив, стремлюсь создать некие области безвременья, пространство, которое очень стабильно, и использую для этого, возможно, наименее подходящий материал, потому что звук всегда эфемерный и ускользающий».
И вновь никакой программности и звукоизобразительности, как и в большинстве работ Ланга: так же как в the ocean of yes and no. не услышишь шума волн, а в the ugly horse. бесполезно искать стук копыт, в red valleys and magenta skies. нет каких-либо природных ассоциаций. Названия его пьес всегда довольно абстрактны и выражают скорее общее настроение музыки, иногда — структуру произведения.
Несмотря на то что Ланг резко критикует Вагнера, в их творческих убеждениях есть нечто общее. Вагнер считается создателем «бесконечной мелодии», благодаря чему его музыку иногда так сложно воспринимать: кажется, что она никогда не закончится. Музыка Ланга тоже слушается как непрерывно длящаяся и бесконечная, но без того томления и мучительной тоски. Отвечая на мой вопрос, композитор прокомментировал эту аналогию: «Может быть, это и есть причина, по которой я так не люблю Вагнера. К примеру, Девятая симфония Брукнера — это очень светлая и ясная музыка, она обладает тем же чувством времени, которое близко мне. Творчество Вагнера, напротив, очень темное и мрачное. Он использует музыку с целью создать нечто такое, что мне не нравится».
Долгое и глубокое погружение в такую статику заставляет задуматься: может ли время зазвучать, и если да, то можно ли его услышать? Вероятно, Клаус Ланг близок к тому, чтобы утвердительно ответить на эти вопросы.
