• пространство для разговора о новой музыке и культурном процессе вокруг неё
Новая музыка во всей её изоляции
текст: Владислав Тарнопольский
Шеф-редактор Stravinsky.online - об элитарности и самоизоляции современной музыки и о свободе слушателя во времена карантина
И без кейджевской тишины музыка повсюду: она доносится издалека, звучит из гаджета и навязчиво крутится в голове. Но и ей не привыкать к изоляции. И дело не в том, что для неё комендантский час действует на постоянной основе (с 23:00 до 7:00 исполнителю запрещено заниматься дома на инструменте). Кажется, большинство вопросов вокруг классической музыки (за исключением разве что вопросов теоретического анализа) связаны с её – в том или ином смысле – изоляцией.
Классическую музыку часто называют элитарной – то с придыханием и желанием приобщиться, то с раздражением и априорным отрицанием. Чем элитарность XVIII-XIX века отличается от «элитарности» в культуре XXI века – отдельная большая тема; но классическая музыка никогда не выстраивает (по меньшей мере, перед слушателем) неприступной крепости. Хотя ей постоянно приходится преодолевать клише и доказывать, что можно быть доступной, не становясь попсовой. Заметьте, что медведь, который каждому второму обывателю, по его собственным заверениям, «на ухо наступил», никогда не вредил никакому другому органу чувств.
Но если классика в достаточной мере вписалась в такой современный феномен как «культурный рынок» (в конце концов, музыка Шарпантье даже «удостоилась чести» попасть в заставку Евровидения), то новая музыка – это совсем уж небольшое гетто, выживающее в поле пересечения сразу двух массовых предубеждений: против музыки как таковой и против современного искусства.

Заставка Евровидения (короткая версия)

Обработка видео...

С учётом нелюбви многих (если не большинства) музыкантов к contemporary art и, напротив, крайне поверхностного восприятия музыки арт-сообществом – эта зона столь невелика, что надо ещё умудриться её найти, если ты в силу пребывания в определённой среде не входишь в круг «посвящённых».
Даже самые дружелюбные вопросы слушателя из серии «что композитор хотел этим сказать?» ставят в тупик, потому что их авторы воспринимают музыкальное произведение как аудиокнигу и словно отказывают музыке в автопоэтичности. Забавно, что нередко такие реплики исходят от художников, которые вопрос «о чём говорит эта картина?» сочли бы не слишком приличным.
Сегодня появляется всё больше междисциплинарных проектов, когда разные виды искусства пересекаются с музыкой, но в большинстве случаев до сущностного взаимопонимания художника (в широком смысле) и композитора дело не доходит. Потому что медведь наступил и дедлайн настал. В результате музыка, формально всё чаще во что-то интегрируемая, по сути остаётся в гетто.
В её особом положении, конечно, есть и плюсы. Банальность, но музыка это действительно язык без границ, общедоступная альтернатива эсперанто. Потом, музыкальному произведению значительно легче «гастролировать»: для концерта обычно не требуется выстраивать специальные декорации, партитуру не нужно перевозить как картину с климат-контролем – достаточно просто переслать PDF партитуру, и местные музыканты смогут всё выучить.
В нашей стране в положении современной музыки есть своя неожиданная специфика, которая выражается в определённой самоизоляции от международного контекста. Конечно, на то есть и объективные причины: за зарубежные партитуры надо пусть немного, но платить; а ни у одного профильного коллектива на это нет никакого бюджета.


Но немалую роль играет и замкнутость части профессионального сообщества на себе и своём «ближнем круге». В Россию реже, чем хотелось бы, приезжают европейские мэтры; но у большей части молодых композиторов творческие встречи с ними парадоксально не вызывают интереса, равно как и нечастые гастрольные концерты известных зарубежных ансамблей или солистов.
Что уж говорить о более широкой публике, которая на все эти незнакомые имена просто не придёт. Я уже как-то приводил пример, что единственное выступление бельгийского NADAR, – одного из топовых экспериментальных ансамблей, работающего на границе музыки и новых технологий – собрало в 5 раз меньше публики, чем концерты с участием регулярно звучащих московских композиторов на том же фестивале. И так происходит примерно всегда: этот вирус самозамкнутости передаётся внутри сообщества музыкантов и слушателей, метафорически выражаясь, воздушно-капельным путём.
Возможно, наступившая в связи с карантином массовая самоизоляция окажется для современной музыки «перевёртышем» самой себя. Ведь ситуация тотального онлайна на целый месяц уравняет в правах музыку со всего света и откроет нам записи выступлений лучших ансамблей новой музыки или трансляции современных опер.
 

В специальной тематической подборке, посвящённой различным аспектам изоляции в музыке, Stravinsky.online предлагает:
- рассуждения композитора Кирилла Широкова о плюсах творческой самоизоляции на примере фигуры Галины Уствольской;
- первое интервью Элвина Люсье о его знаменитом звуковом перформансе «Я сижу в комнате» (1970), изучающем акустические особенности замкнутого пространства (перевод Ольги Бочихиной)
- рассказ Татьяны Фрумкис о жертве карантина – берлинском фестивале MärzMusik и его несостоявшейся масштабной программе, которая теперь останется лишь в виде буклета;
- и, конечно, рассказы композиторов и деятелей современной музыки в России и в мире о том, как они проводят свой вынужденный карантин.
скоро
- фрагмент из книги известного музыковеда Левона Акопяна «Великие аутсайдеры музыки ХХ века»