18/12/2019
#Красноярск_современный, или новая музыка на сибирской сцене
Оперный театр осваивает новые звуковые территории
Автор: Татьяна Яковлева
Фото: А. Минаев
Территория новой музыки для Красноярска – сплошные неизвестные. Фестивалей нет, да и разовых концертов тоже. Иногда проходят творческие встречи с композиторами из Московской и Питерской консерваторий, а из концертно-сценических событий вспоминаются работы Александра Маноцкова пятилетней давности, музыкальный театр «Красная шапочка» Жоржа Апергиса от «Студии новой музыки», приезжавшей на гастроли в прошлом году, и музыка Сергея Невского к спектаклю в прошлом сезоне «Август: Графство Осейдж» в театре Пушкина. Современное искусство в Красноярске ограничивается регулярными биеннале в местном музее, что не заменяет отсутствующей современной музыкальной культуры.
«Возвращение Доха». Мистерия на Енисее. Композитор - Александр Маноцков (Москва).
Обработка видео...
Красноярский оперный театр имени Д.А. Хворостовского пошел на кардинальные меры: меньше чем за полгода презентовал пять премьер современных опер. Кто немного знаком с индустрией музыкально-театрального процесса, должно быть, удивленно ахнул, представив организационную сторону вопроса. Добавим, что две из опер написаны специально по заказу театра, остальные же имеют оригинальное сценическое решение и музыкальную/текстовую редакцию; и пусть в команде постановщиков много гостей из Москвы и Санкт-Петербурга, но все исполнители – красноярские музыканты. Подобные рекорды почти невероятны не только для региональных театров, но и для столичных: вспоминаются только «Электротеатр» и лабораторный проект «Кооперация». Похоже, что сибирский город начал неожиданное, но вполне убедительное соперничество с крупными театрально-музыкальными площадками России.
Все спектакли презентовали с 31 октября по 4 ноября не только в основном здании театра, но и в современном лофт-пространстве «Квадрат» в рамках нового проекта «Искусство в квадрате». Дирекция театра последовала новой тенденции по созданию дополнительных сцен и оказалась в полезном мейнстриме. Блэкбокс-помещение, трансформирующееся под задумку режиссера/композитора, теперь наверняка станет не только модным местом для жителей города.
Перед Сергеем Бобровым как художественным руководителем театра и инициатором проекта стояла многосоставная задача при выборе программы: хотя бы частично показать существующие направления нового музыкального театра, учесть возможности труппы и неискушенность публики Красноярска в области современных звучаний. Компромиссы – неизбежны, степень – варьируема.
Более экспериментальные вещи попали в лофтовое пространство «Квадрата» и заняли разные его углы: «Груди Терезия» Франсиса Пуленка (1947 год) – комический абсурд из первой половины ХХ века, «Марево» Кирилла Широкова/Марка Булошникова (2012) – территория тихих звуков и антисобытийности, а «Пир во время чумы» Александра Маноцкова (1994/ 2019) – хоровая мистериальность. И пусть не всё это мировые премьеры, но в Красноярске все они звучат впервые, да и репертуарными для России и мира их тоже не назвать: даже оперу уже классического Пуленка редко встретишь на мировых афишах.
Фото: С. Холиванов
Откровенно кичевый спектакль «Груди Терезия» Пуленка появился в пространстве модного лофта в завершении прошлого сезона и уже успел вступить в борьбу в четырёх номинациях премии «Золотая маска». Партитуре уже пошёл восьмой десяток, причем даже в пору создания экспериментальной была скорее не сама музыка, больше похожая на оперетту с современными танцами, а либретто по сюрриалистической пьесе Гийома Аполлинера с открытой феминистской направленностью. Тереза восстает против женского рабства, готовки, деторождения, теряет груди и манифестационно-восторженно превращается в грубоватого мужского аналога – Терезия. И дальше начинается абсурдистская история, где она (он) Тереза (Терезий) – генерал, а ее муж, комиссар шахты, – главный по рождению младенцев, причем в день он их производит ни много ни мало 40 тысяч. В итоге, конечно, все заканчивается хэппи-эндом, примирением супругов. Режиссер спектакля в Красноярске, он же автор всего проекта, Сергей Бобров, решил продлить абсурд и кич, сделав вольный перевод текста с обильным слэнгом и шутками примерно из серии мемов: «Мужа не беси, жрать скорей неси», «Что происходит? Я с бородой, как Кончита Вурст, пойду на Евроньюс», «Ты стоишь – сникерсни! Уясни». Сценическая часть продолжает этот «треш и угар», где шахтеры в детских чепчиках и на тачках везут розовые яйца с кислотно-розовыми шариками под дружный хохот зала.
Опера "Груди Терезия"
Обработка видео...
Самым радикальным в музыкальном смысле оказалось «Марево». Долгое время за радикальное в музыке принимали разные сложности, исполнительские или слушательские, и все шуршащее, скрежещущее, скрипучее представлялось как «Новая музыка» – непонятная условной широкой публике и часто вызывающая протестные реакции. Сегодня градус постепенно меняется, и под это понятие попадают другие примеры. Кирилл Широков давно транслирует идею очищения партитуры от нагромождений звуков и драматизации в область бесконечного дления, пауз, повторяемости материала, отсутствия нарратива. Либретто оперы «Марево» от Антона Шраменко идеально подходит под такую эстетику, так как раскрывает даже не сюжет, а ситуацию: метафизическое пространство между жизнью и смертью, в котором оказалась молодая семья с ребенком после автокатастрофы, голубь, куст и собака. Вся пространственно-звуковая материя попадает в дымку между мирами – между звуком и не-звуком, между движением и статикой. В едином мареве смешались и символы из разных систем: тут и омывающая вода в бассейне, и игрушечный кораблик у ребенка, и египетский бог Анубис – проводник мертвых (он же собака в сюжете), и куст в обличии буддиста из Шаолиня, и даже фотографии на сушилке.
Фото: С. Холиванов
Голоса героев расширяют осязаемо-туманную атмосферу, то лаконично разряжая, то соединяясь с бесконечно тянущимися звуками у инструментов – виолончели или аккордеона. Результат одновременно напоминает тишины и вибрации англичанина Джеймса Сондерса, о котором часто говорит и сам Широков, и вокальные пьесы Беата Фуррерас их стертой гранью между звучанием голоса и инструмента. От привычной «оперности» остались только наличие персонажей и факт пения с ансамблем. Режиссер Елизавета Корнеева, правда, добавила сценических подробностей и немного оживила бестелесных призраков через их эмоциональные реакции.
Фото: С. Холиванов
«Пир во время чумы» Александра Маноцкова, хотя и была написана в 1994 году, только сейчас была впервые поставлена по специальному заказу театра, со значительной долей редакции со стороны композитора. Как и «Марево», опера по знаменитому тексту Пушкина, тоже отходит на шаг в сторону от традиционных представлений об опере – и тоже в мир на грани жизни и смерти, но уже в величественно-мистериальную атмосферу с героями в монашеских одеяниях на фоне заходящего солнца. Умирающий город и ликующий пир обратились в музыке сакральными хорами на тексты Requiem aeternam и De Profundis и нетривиальными песнями героев на пушкинские стихи. Композитор берет музыкальные модели разных эпох и культур, сплавляя в собственный язык. В канонических хорах возникают сонорные созвучия, упакованные в барочные формы, а в песнях слышатся то восточные мотивы, то архаические попевки, то романсовые интонации.
Фото: С. Минаев
Мировые премьеры на основной сцене театра – спектакли, имеющие заметный региональный акцент. Оба поставлены на основной сцене театра: красочно-картинный «Ермак» Александра Чайковского и иммерсивный спектакль «Хворостовский. Возвращение домой» Алексея Сюмака. Они были написаны не только под театр, но под сам город, и закономерно обращены к его уроженцам – художнику-передвижнику Василию Сурикову и буквально два года назад ушедшему оперному певцу Дмитрию Хворостовскому. Для Красноярска их имена уже стали символами: в честь Сурикова названа улица в центре города, имя Хворостовского дали аэропорту и нескольким культурным и учебным заведениям. Вот и спектакли о них были сделаны в более помпезном жанре оперы с любимыми и знакомыми интонациями из опер, романсов XIX, отчасти ХХ веков. Если Александр Чайковский в принципе работает на подобной музыкальной территории, то Алексей Сюмак, особенно известный по мистериальной опере Cantos на Дягилевском фестивале-2017, видимо, намеренно шагнул в иную для себя сферу. Дмитрий Хворостовский – это звезда по-настоящему оперного репертуара, чем, видимо, и объясняется обилие почти спародированных ариозных эпизодов и точных цитат, например, «А зорю бьют» и «Время вперед» Георгия Свиридова. Здесь особенный случай: композитор когда-то тесно сотрудничал с певцом и посвятил ему вокальную поэму «Петербург», и кроме того, диск с исполнением Хворостовским цикла «Отчалившая Русь» был посмертно выдвинут на премию «Грэмми».
Михаил Пирогов в спектакле "Хворостовский. Возвращение домой"
Обработка видео...
Либретто Дмитрия Макарова выстроено как ожидание возвращения Хворостовского в разных ситуациях его жизни, с соответствующими ариями или дуэтами персонажей. Значительная часть зрителей во время спектакля наблюдает повороты его судьбы прямо на вращающейся сцене, встречая то его соперника, то педагога Екатерину Иофель, то певицу из дуэта. Отдельный перформанс – виднеющийся из приподнятой ямы дирижер Фёдор Леднёв, почти превратившийся в персонажа оперы и руководящий всеми круговоротами истории. Символическое же возвращение певца происходит в звучании записи романса «Гори, гори, моя звезда» в исполнении Хворостовского, который весь зал слушает стоя.
Новый проект нашего театра - "Искусство в "Квадрате"!
Обработка видео...
Красноярский проект только начал осваивать новую музыкальную нишу, прощупывая современные тенденции с разных сторон. Больше всего радует огромный спрос у публики на спектакли, на которых буквально возникали переаншлаги, заканчивающиеся стоячими овациями, а также готовность труппы к подобным экспериментам. В этом смысле очень поспособствовало обращение к столичным дирижерам, режиссерам и самим композиторам, верно направлявшими исполнителей в освоении незнакомых звуковых пространств. Ближайшие планы на лофт «Квадрат» уже расписаны (кстати, новый детский спектакль «Питер Пэн» уже почти готов, композитор – Андрей Рубцов, а к грядущей в феврале «Ночи в музее» музыку пишет Петр Поспелов). Что руководство театра подготовит дальше – пространственную композицию Владимира Горлинского или импровизацию Алексея Сысоева, возьмется за освоение почти классических европейских авторов как Сальваторе Шаррино или Жерар Пессон, рискнет поставить что-то музыкально-экспериментальное на главной сцене – угадать сложно, но постепенно привыкать к мониторингу музыкальных событий в Красноярске определенно пора.