• пространство для разговора о новой музыке и культурном процессе вокруг неё
14/03/2021
«Музыка, которая хотела стать музыкой будущего, стала музыкой прошлого»
Интервью: Ася Багратуни
16 марта на Новой сцене Александринского театра состоится концерт CHOIR ELECTRIC SET, на котором прозвучат семь хоровых перформансов, созданных коллаборациями академических композиторов, электронных музыкантов и мультимедиа-художников в рамках проекта Classic Electric. Один из участников проекта, композитор Марк Пясецкий рассказал Асе Багратуни об учебе за границей, проблемах современной музыки и своём сочинении «Интернет».
Марк Пясецкий. Фото: sociumin.com
АБ: Марк, расскажи, ты ведь сейчас учишься не в России?
МП: Я нахожусь в Германии, поступил в Мюнхенскую высшую школу музыки и театра (Hochschule für Musik und Theater) и теперь учусь на композиторском отделении в магистратуре. Официально я раньше не учился на композитора, посещал какие-то предметы вольнослушателем, занимался факультативно. Это если говорить формально, хотя о какой формальной учебе может идти речь? У Стравинского не было диплома композитора, у Свиридова тоже.
АБ: В предыдущем интервью проекту Classic Electric, когда ты еще был студентом Петербургской консерватории, ты говорил, что осознанно выбрал исполнительский факультет, хотя был зачислен и на композиторский. У тебя с самого начала был план продолжать учебу на композиторском отделе за границей или так сложились обстоятельства? 
МП: Ещё когда я учился в лицее, я видел, что многие современные композиторы плохо знают исполнительскую специфику. Поэтому я решил, что сначала выучусь в России на исполнителя, а потом так или иначе уеду за границу и отучусь на композитора. Вопрос состоял только в том, уеду ли я в Польшу или в Германию.
АБ: Ты выпустился из одной консерватории и поступал в другую в разгар пандемии и локдауна. С какими трудностями ты столкнулся?
МП: Сказать, что я столкнулся с трудностями — это ничего не сказать. Само окончание прошло без каких-либо проблем. Но, конечно, мне было очень обидно сдавать госэкзамены по видеозаписям, я как будто играл в никуда. А поступить в Германию было трудно. Во-первых, мне два раза переносили вступительные экзамены: сначала с июня на июль, потом с июля на неизвестный срок. О датах экзаменов я узнал только в сентябре за пару дней до них. Во-вторых, были сложности с оформлением документов, так как консульство и другие инстанции были закрыты из-за пандемии. Нелегко было даже купить билет, чтобы приехать. Прямых рейсов не было. Можно было лететь через Турцию, но в итоге я доехал на машине до Беларуси и уже из Минска вылетел в Мюнхен. Прилетев в Германию, я опять столкнулся с тем, что государственные организации закрыты, а например, чтобы зачислиться, мне нужно было открыть банковский счет. Было действительно очень сложно.

АБ: Ты уже почувствовал разницу между системами музыкального образования России и Германии? 
МП: Да, разница колоссальная! Обучение строится на других основах. Здесь студентам дают большую свободу. Никто не контролирует ни посещаемость, ни что-либо ещё. Нет никакого плана. Ты пишешь то, что считаешь для себя правильным. Твой профессор только советует тебе, в какую сторону развиваться, что почитать. Если ты не пишешь, требовать с тебя никто не будет. Хочешь добиваться результатов — учись, посещай лекции, и тогда преподаватели тоже будут заинтересованы. Фактически, всё в твоих руках. У композиторов в России есть определенный план (так же, как у пианистов и у других исполнителей). В первом семестре нужно сочинить одно, во втором другое. А здесь всё на ответственности студента. В этом, мне кажется, система устроена более разумно, чем у нас. 
Ещё здесь по-другому обстоят дела с предметами по выбору. Существует система учебных кредитов, которые ты должен закрыть. И тут ты уже можешь выбирать, учить философию и психологию, или выбрать такой курс, как аудио- и видеомонтаж. Или курс о том, как устроен музыкальный рынок в Германии. В России же ты не можешь выбирать: есть, допустим, такой предмет, как культурная политика, и хочешь ты этого или нет, а сдать его должен. 
Еще хочу отметить обилие современной справочной литературы. В Германии каждый год издается огромное количество книг по инструментовке, по современной нотации; этот сегмент полностью отсутствует в России. 
Но и в немецкой системе есть существенный минус. У многих ребят нет серьезной первоначальной базы, как у нас; фундаментальные знания, которые ничем не смоются и не выветрятся, здесь есть далеко не у всех.

Сейчас многие зациклены на музыкальном языке и на мысли о том, что язык — это содержание, хотя на самом деле это только форма

АБ: Ощущаешь ли ты, что в Европе интерес у исполнителей к современной музыке выше, чем в России? 
МП: Конечно. Здесь есть целые факультеты исполнения современной музыки, множество фестивалей, конкурсы современной музыки, чуть ли не в каждом городе. И хотя я приехал в неудачное время для концертов, даже в этих условиях я уже побывал на двух. 

АБ: Учеба и творчество занимают все твое время, или тебе удается ещё и работать? 
МП: Не могу сказать, что за время моего нахождения здесь я написал много музыки. Но это в основном связано со множеством забот с документами и решением бытовых вопросов. Мюнхен — непростой город для жизни, это самый дорогой город в Германии; я плачу за комнату 700 евро, и это ещё относительно дёшево. Вопрос с заработком здесь стоит очень остро. Но я набрал частных учеников и сейчас вошёл в такое состояние, что успеваю и учиться, и писать, и работать. Много времени уделяю изучению языка. Для жизни и учебы мне его хватает, но для того, чтобы обсуждать музыку, свои идеи и концепции, нужно владеть языком на очень высоком уровне.

АБ: Новая среда вдохновляет тебя на поиски новых направлений при создании своих произведений? Возможно, ты стал интересоваться другими жанрами? 
МП: То, что я здесь увидел, еще больше укрепило и сомнения, и пристрастия, которые у меня были. Те сочинения, которые полгода назад я думал сделать здесь, я и доделываю. В целом, все мои ожидания от Германии совпали с реальностью, и хорошие, и негативные — например, повернутость некоторых композиторов на определённых техниках, таких, как шумовая музыка, постсериальная музыка. Эти композиторы ничего другого не воспринимают.
Но есть и другие музыканты, например, такие, как мой профессор Мориц Эггерт. Он миксует академическую музыку с электронной, синтезирует стили. Когда мы начали проект Classic Electric, я не знал и/или не думал о таком, но здесь очень многие занимаются подобным.
Classic Electric A/V Concert 24.02.19 LIVE

Обработка видео...

Техно-соната: classic Марк Пясецкий electric Никита Азелицкий media Мария Чемик. Запись с концерта Classic Electric A/V Concert 24.02.19
АБ: Ты видишь свое дальнейшее развитие по такому пути?
МП: Да, я и не вижу другого развития нашей стези. И так было всегда. Что такое Чайковский? Это западноевропейский симфонизм, положенный на…
АБ: На русскую душу?
МП: Да, можно и так сказать. Римский-Корсаков — это славянский фольклор и мифы, положенные на европейские оперные жанры. Малер — это бытовые жанры немецкой музыки и симфонизм Брамса. 
В любом случае, развитие академизма — это «что-то плюс что-то». Это выход за рамки, сама композиция как таковая. Еще Перотин, первый композитор (XII век), говорил о том, что выход за рамки канонов — это пространство произвола. Все композиторы этим занимались, возможно, формулируя по-другому.
Я сейчас пишу симфоническую сюиту про Карты Таро, пять пьес уже написаны из двадцати одной. Надеюсь к лету её закончить.  Это произведение для оркестра с хором и электроникой. Намешал всё, что можно.
АБ: На своей странице в VK ты размещаешь написанные тобой статьи-рассуждения о современной музыке. Что сподвигло тебя их написать? 
МП: Я чувствую, что у меня есть такая жилка — писать. Я сейчас работаю с драматургией. Нам по учёбе нужно выполнить проект — совместный фильм. Здесь композиторам нужно уметь создавать клипы на свою музыку, и есть мотивация научиться этому: сейчас все сидят на YouTube. Сценарий к своему проекту я написал полностью сам. Ну, и в будущем я бы хотел сочинять балеты (не знаю насчёт оперы) и самостоятельно писать к ним либретто. А статьи я не считаю своей нишей. Просто я не мог не высказаться на некоторые волнующие меня темы. То, что я написал в этих статьях, заставляет задуматься, что академизма в том виде, в котором он существует сейчас, больше не будет. 
Классическая музыка пойдет по другому пути развития, это неизбежно. Сейчас многие зациклены на музыкальном языке и на мысли о том, что язык — это содержание, хотя на самом деле это только форма. Все эти «авангардные ребята» не выживают. Музыка, которая хотела стать музыкой будущего, стала музыкой прошлого. Условно говоря, мы сейчас, вспоминая музыку двадцатого века, приходим к выводу, что самыми перспективными оказались направления соцреализма в России и минимализма на Западе. А серийную музыку мы воспринимаем как этакий ретро-футуризм, вроде «вот ребята что-то писали, и даже в каких-то фантастических фильмах вставлялись какие-то сериальные штуки»... Для нас это всё — ретро. 
И мне кажется, в том, что делают композиторы сейчас, нет перспективы, особенно в России. В Германии композиторы более открыты к новому, к популярным жанрам; они считают так, как композиторы и должны считать — что это все гумус, удобрение. Можно пропитаться идеями в поп-музыке и привнести их в академическую, а не относиться свысока. Не выступать с позиции, что «вон там Моргенштерн стал миллионером, а мы пишем симфонии и никому не нужны». Я от такой риторики очень устал. 
Хотя кто мешает в России на волне подъема рэпа сделать академическую хип-хоп оперу? Со стороны хип-хоп исполнителей такие тенденции есть. Пожалуйста, Noize MC сделал оперу «Орфей и Эвридика». У него там полностью своя музыка, достаточно простая, смесь панк-рока и хип-хопа. Почему не сделать академическим музыкантам то же самое и со своей стороны? И здесь, в Европе, я тоже не слышал о хип-хоп опере, но и сам хип-хоп в Германии не так популярен, как в России.

Мы сейчас, вспоминая музыку двадцатого века, приходим к выводу, что самыми перспективными оказались направления соцреализма в России и минимализма на Западе. А серийную музыку мы воспринимаем как этакий ретро-футуризм

АБ: А какой стиль популярен? 
МП: Что-то вроде поп-рока. А немецкий хип-хоп делают турецкие эмигранты для турецких эмигрантов, на немецком языке с турецким акцентом.
АБ: На концерте будет представлено твое сочинение «Интернет». Расскажи о нём. 
МП: Произведение написано для четырёх голосов и драм-машины. Интересное сочинение, как мне кажется. Мы сейчас все живем в интернете. И эта пьеса о том, как четыре пользователя пытаются присоединиться к одному серверу. У них всё время что-то не выходит и ломается, и всего лишь в двух местах (это можно понять по музыке) им удается достичь консенсуса, и в эти моменты нет перебоев в связи.
АБ: Тебе уже удалось пообщаться с исполнителями? 
МП: Мы общались с дирижером и детально обсуждали музыку, а с солистами я пока не знаком.
АБ: Ты сможешь приехать на репетиции и концерт? 
МП: Я надеюсь подключиться виртуально. Мы обговаривали вариант, что ребята запишут для меня репетиции и я по зуму обсужу свои пожелания с исполнителями. Мне, конечно, жаль, что я не смогу быть на концерте. Я бы хотел послушать свою музыку вживую и пообщаться со всеми. 
АБ: На концерте также прозвучит сочинение, над которым ты работал вместе с Виктором Михалевским. 
МП: Да, произведение «Гроза». Это такая драматическая электронная поэма. Витя взял за основу по стилю полу-романтизм, полу-минимализм.

Об аудиовизуальной пьесе «Гроза» для хора, электроники и ударных и многом другом можно прочитать в интервью с Виктором Михалевским на портале Classic Electric.