10/10/2017
«Сегодня медиаопера – это уже мейнстрим»
интервью: Владислав Тарнопольский
Stravinsky.online начинает публикацию серии разговоров о музыке с авторитетными деятелями культуры и других видов искусства. Мы хотели бы представить их «музыкальную биографию» (опыт соприкосновения с музыкой ХХ-ХХI века), а также взгляд на музыку в контексте современных художественных процессов.
В премьерной публикации рубрики – небольшое интервью с теоретиком медиаискусства, куратором и художником Петером Вайбелем.
Вайбель рассказал о музыке в послевоенной Австрии, о своих рок-песнях на слова Ницше и о перспективах жанра медиаоперы. Беседу вёл Владислав Тарнопольский.
Петер Вайбель (1944) — основатель «Института новых медиа» во Франкфурте-на-Майне, с 1999-го — директор Центра искусства и медиатехнологий в Карлсруэ.Куратор IV Московской биеннале современного искусства (2011) и со-куратор выставки «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945-1968» (Брюссель / Карлсруэ / Москва; 2016-17). Крупная ретроспектива его работ technē_революция прошла в ММСИ в 2015 году (куратор – Иосифы Бакштейн).На русском языке изданы его книги: «Мир — переписываемая программа?» (2011) и «10++ программных текстов для возможных миров» (2011).
— Господин Вайбель, в 1960-е годы Вы жили в Вене и были участником движения венских акционистов, в последние десятилетия Вы работаете в Германии. Положение искусства Германии и Австрии после «часа нуль» в 1945 году было очень разным: так, в Германии появились Дармштадтские курсы современной музыки, был «переизобретён» музыкальный театр — не в пример Австрии, где ситуация была более реакционная. Почему так произошло?
— В Австрии после войны фактически не было денацификации. Адольф Эйфман, ответственный за Холокост, не был немцем; он был австрийцем. И даже сам Гитлер был австрийцем. Австрийцы постоянно говорят, что они были жертвами Германии, хотя на самом деле они сотрудничали с немцами.Директор Венской Штатсопер до войны, во время войны и после войны – это один и тот же человек. В Австрии почти везде остались те же самые люди, и в этом большая разница с Германией. В то время как немцы благодаря Генриху Бёллю и Гюнтеру Грассу пытались написать новую историю своей страны, в Австрии в 1955-м году сняли очень китчевый фильм неореалистического плана про жившую в XIX веке принцессу Сисси.
— Но сейчас эти страны во многом воспринимаются как единый культурный регион. Когда произошло сближение?
— Я жил в Австрии с раннего детства, но организовать там первую мою выставку получилось только в 1993-м году, когда я уже получил известность в Германии.
— Как-то Вы сказали: «медиаискусство воистину родилось из духа музыки, созданной около 1960 года». А как сами медиа повлияли на музыку?
— Между современностью и эпохой 1960-х годов существует очень большая разница. В 1960-е, чтобы записать музыку, нужно было пойти в какое-то место, где это технически возможно, — то есть в студию. Причём, как правило, это была государственная студия. Даже когда Битлз в 1969-м нужно было записывать музыку, они пошли в студию, которая называлась Abbey Road.
Но сегодня у каждого есть компьютер, иначе говоря — есть собственная студия. Поэтому музыка становится, по сути, массовым продуктом, становится более популярной и, таким образом, теряет свою серьезность. Теперь даже 4-летний ребенок в Нигерии может написать свою музыку.
— Некоторые ранние сочинения Штокхаузена (например, «Контакты») очень пересекались с идеями художников того же периода — флюксуса и венских акционистов. Но сегодняшние мэтры заметно реже взаимодействуют, скажем, с крупными медиахудожниками — почему?
— Далеко не вся музыка, которая сейчас пишется, получает жизнь в концертных залах. В XIX веке концертный зал был буквально всем, а теперь появились музеи — появились как институции; — появились большие стадионы, на которых проходят рок-концерты. А в концертных залах установилась своего рода монополия «академических» композиторов. И в Вене, и, наверное, в Москве в классических оперных театрах играют практически исключительно классические оперы. И даже если сказать этим музыкантам «сыграйте современную музыку», большинство из них просто не сможет этого сделать. И даже если сейчас писать что-то, ориентируясь на их возможности, — получится своего рода реакционизм. А вот Лахенман говорит: «давайте брать скрипку и играть не на струнах, а на её деревянном основании».
— Вы известны, прежде всего, как художник, теоретик и куратор, но у Вас ведь есть и опыт в роли соавтора современных опер. Две из них исполнялись на столь значительных и одновременно столь разных фестивалях как Мюнхенская биеннале и ARS Electroniсa. Случился ли контакт с музыкальной публикой?
— Это, конечно, были не оперы, а медиаоперы. Но в плане реакции — была катастрофа [смеётся]. Прессе не понравилось, меня называли ужасным человеком. Писали: «Сумасшедший Петер Вайбель, это было 40 лет назад».
— Интересно. А как Вы оцениваете другие современные видеооперы и мультимедиа-оперы?
— Это очень интересный жанр; я думаю, что он ещё будет развиваться. Вообще, историю переписывает не тот, кто делает это рано, а тот, кто делает это поздно. Но надо понимать, что сегодня медиаопера — довольно распространённый жанр; это уже мейнстрим.
— Возвращаясь к музыкальным и звуковым экспериментам эпохи флюксус. Каков Ваш музыкальный опыт в этот период?
— У меня была своя группа. Мы совмещали поп-музыку — ту, в которой самые распространённые слова это sex и baby — и, скажем, философию Ницше. Мы не задавали стандартные для рок-группы вопросы, а делали по-настоящему сложные тексты, и это приносило большое удовольствие. Я сейчас уже не вспомню точно слов, но это было что-то вроде «Я знаю, что ты хочешь — ты хочешь, что я думаю» — и так далее, 20-минутная комбинация повторящихся слов.
Ещё в одной австрийской газете на последних двух страницах были даны телефоны, по которым можно было обращаться за сексуальными услугами. И вот в 81-м году у нас была песня Sex in the sity, где я называл какой-то номер и говорил: «позвоните, мы можем поцеловаться по-французски». В общем, я брал какие-то идеи и переформулировал их, «укладывая» в поп-музыку.На моей недавней авторской выставке в Вене я решил снова устроить такой концерт — и надо сказать, туда пришло две тысячи человек.
— Господин Вайбель, спасибо Вам за этот разговор. Ждём Вас в Московской консерватории с музыкальной лекцией.
— Спасибо. Возможно, в 2018 году получится к вам приехать.
Интервью состоялось 6 марта 2017 года в Москве.
Автор благодарит за помощь в организации и проведении интервью Альбину Джумаеву и Кристину Барекян (ГМИИ им. Пушкина).