Диалог 2: Шарлотта Хуг и Александра Першеева

— Здравствуйте, Шарлотта! Спасибо, что Вы сегодня с нами! Я очень воодушевлена нашим интервью и хочу сказать, что я абсолютно влюблена в Ваши проекты. Особенно это касается визуальных материалов. Я надеюсь, что наши слушатели также вдохновятся Вашим творчеством.
— Давайте погрузимся в этот диалог! Спасибо Вам большое!
— Давайте начнём с самого интригующего — с Вашего формата Son-Icons: формата визуальной музыки, который может объединять танец, рисование и пение. Скажите, пожалуйста, когда Вы работаете в таком мультидисциплинарном поле и имеете множество медиумов, с чего Вы начинаете? Как возникает первый импульс?
— Это очень хороший вопрос! Иногда это визуальный импульс, а иногда я отталкиваюсь от слухового воображения. Всё начинается с желания больше узнать, почувствовать и услышать. 
Меня давно интересует трансдисциплинарный подход. Я думаю, что это связано с желанием копать глубже. Были моменты, когда я делала изображения «внешних» шумов, рисовала на концертах. Мне было интересно, как выглядит концерт, его форма. Я часто ездила в лондонском метро с небольшим альбомом и рисовала звуки, которые слышала.
Вы знаете, у Полин Оливерос есть концепция «глубокого слушания» (deep listening).. Но я хочу ещё и визуализировать свой слушательский опыт. На мой взгляд, эти практики идут рука об руку. Вначале я слушаю музыку, звуки города и природы. Я хочу узнать побольше обо всём об этом.
Если у вас есть визуальный медиум, он будет сообщать вам иные структуры, иное содержание и нарратив. Поэтому идея Маршалла Маклюэна «медиа — это сообщение» (the media is the message) оказывает на меня сильное влияние. [прим. ред. — отсылку к изречению Маршалла Маклюэна содержит фраза «процесс — это сообщение», которая стала ассоциироваться с Шарлоттой Хуг и ее работами. Подробнее]. Мне интересно, какую информацию, ощущения, коммуникацию я получу, если я одно медиа переведу в другое.

— Как Вы создаёте свои Son-Icons?
— Son-Icons могут быть небольшими набросками, но иногда они бывают довольно длинными: в России я делала одиннадцатиметровую работу, а моя самая длинная партитура достигает 86 метров в длину. 
Son-Icons всегда нарисованы на полупрозрачной бумаге. Изготавливая их, я также применяю технику фроттажа, и изображения, которые я делаю, можно сравнить с японским или китайский иероглифами. (Я много работаю с азиатами).  Конечно, я делаю Son-Icons и в формате видео-партитур, но первичное — это всегда рисунок. 
Работая над Son-Icons, я всегда рисую обеими руками и использую несколько карандашей, ведь когда мы говорим, мы жестикулируем двумя руками: это поддерживает наше общение. А звук для меня всегда связан с коммуникацией.
Правая и левая рука — это два разных медиума, которые несут разную информацию.  У меня как у правши очень развита правая рука. С её помощью я занималась, училась, осваивала изобразительное искусство. Левая же в рисовании всегда была очень грубая, и как музыкант, я чувствую, что она обучена совершенно иначе. Они очень разные. Поэтому в моих Son-Icons мне захотелось соединить опыт обеих рук.
Идея Son-Icons связана с концепцией феноменолога Гуссерля. С одной стороны, у нас есть интенции, воображение. С другой стороны, мы можем слышать, петь и исполнять звуки на инструментах. Однако, есть что-то между [замыслом и нашим восприятием уже готового произведения]. И это — первичный жест. Первичный жест не существует «до» или «после», это есть действие само по себе. И самое главное в Son-Icons — поймать, зафиксировать то, что существует между запланированным действием и результатом.
— Продолжая Вашу мысль, замечу, что в момент импровизации и при переключении от визуального к аудиальному всегда существует проблема рассинхронизации мысли и действия. Параллельно с тем, как наши руки что-то создают, мы не осознаём того, что делаем. Понимание приходит лишь через несколько секунд или даже минут после совершённого действия.
— Да, согласна!
— Я знаю, что партитурами Son-Icons пользуетесь не только Вы. С ними имеют дело и другие музыканты.  Каким образом Вы делаете этот формат понятным для своих коллег? Как Вы работаете с исполнителями?
— Во время работы над Son-Icons, я даю музыкантам импульс, а они смотрят на изображение и развивают мысль. Однако, через некоторое время идеи заканчиваются. Как в этом случае мы можем копнуть глубже? Я им подсказываю: «Поверните Son-Icon на девяносто градусов, а затем ещё и ещё. Так вы получите четыре версии изображения. Также можно перевернуть сам лист, потому что он полупрозрачный. Таким образом у вас будет восемь версий одной Son-Icon, и вы сможете создать совершенно другие звуки, но форма при этом останется неизменной».
В моих Son-Icons есть отсылка к Баху и его композиционному методу, а также к Шёнбергу и нововенской школе. [прим. ред. — различные положения Son-Icons соответствуют таким музыкальным приёмам, как инверсия, ракоход, ракоходная инверсия. В связи с этим возможна подобная историческая отсылка]. 

Музыканты, получившие образование на Западе, очень быстро находят эту связь с историей.
Однако в моей жизни был момент, который меня абсолютно поразил. Однажды у меня была резиденция в Китае, во время которой я работала с исполнителями традиционной музыки. Они не имели представления о пятилинейной нотации, но это было их преимуществом. Рассматривая знаки на Son-Icons, они не находили связей с Бахом и Шёнбергом. Однако, они обладали особым зрительным опытом, который позволял им считывать различную энергию этих знаков. И это нелегко постичь, когда у тебя есть западные корни. Возможно, в Son-Iconsесть нечто универсальное, то, что даёт любым музыкантам очень ясный импульс.
Также я побывала в Африке. Там я участвовала в резиденции как артистка и работала с южноафриканскими танцорами. Я также показала им Son-Icons и объяснила, что их можно поворачивать и переворачивать. В начале нам было сложно. Первые три дня мы искали, искали, искали… Они мне говорили: «Это не проникает в наше тело, это слишком абстрактно. Нам нужны нарративы, образы, люди». Тогда я им ответила: «В моём воображении музыка — это танец». Я рассказала им историю рисования двумя руками и объяснила, что мои рисунки являются результатом интуитивного знания и знания тела. На следующее утро Фана Тшабалала, солист труппы FATC [прим. ред. — The Forgotten Angle Theatre Collaborative], проводил разминку. Он посмотрел на подвешенную Son-Icon, подвигал изображение, и я почувствовала: теперь это есть в его теле. К слову, у танцоров тоже существует своя «нотация», поэтому они могли с ней сравнивать знаки на Son-Icons.
[прим. ред. — речь идёт о проекте «SIYBA: found among translations», в котором участники труппы FATC танцуют под визуальную музыку, а музыкант переводит движения тела в звук].

— Когда Вы рассказывали о китайских музыкантах, ко мне в голову пришла одна мысль. Мне кажется, что китайский язык — это нечто очень далёкое от западного мира. Чувствуете ли Вы, что в китайском языке звук — это одно, а иероглиф — совсем другое? Ведь Вы не поймёте, какую информацию несёт иероглиф, до тех пор, пока кто-нибудь Вам это не объяснит. У китайцев же есть опыт взаимодействия с такими странными формами. Разглядывая их, они начинают их с чем-то ассоциировать, стараются как-то их почувствовать и догадаться, какую информацию они несут. Возможно, поэтому китайские музыканты были с Вами более открытыми. Наверняка, они просто не ждали какой-то строгой инструкции. Китайские музыканты или африканские танцоры абсолютно иначе мыслят, чувствуют, видят какие-то вещи. Просто прекрасно, что у Вас была возможность поработать с такими разными людьми!
— Да, возможно.
— Затрагивая тему новых медиа и способов понимания, чувствования и исполнения, хочу Вас спросить: Вы хотели когда-нибудь обучить Вашим Son-Icons искусственный интеллект? Ведь он «мыслит» совершенно иначе. 
— Я преподаю Son-Icons. Я провожу мастер-классы по всему миру и преподаю в Университете искусств Цюриха и Люцернском университете прикладных наук и искусств. Оба эти заведения интернациональны. 
Я думаю, что мне не нужно обращаться к «инопланетянам», ведь мир людей настолько богат! Я считаю, что каждый человек — это отдельная Вселенная. И мне очень любопытно прислушиваться к звучанию этих Вселенных или же Вселенных каких-то неземных существ.
Я сотрудничала с китайскими музыкантами, и у нас не было общего языка — были лишь Son-Icons. Также я работала с режиссёром [Альберто] Вензаго над фильмом «Voodoo — [Mounted by the Gods]», который снимался в Бенине. Это совершенно далёкие для меня миры. 
Но мне интересны и более близкие культуры. Например, однажды у меня был заказ от Московского ансамбля современной музыки (МАСМ). Участники ансамбля хотели импровизировать, а я — работать с видео и мультимедиа. Они фантастические музыканты! Тогда мне хотелось соответствовать их уровню и при этом использовать мультимедийный или трансдисциплинарный подход к Son-Icon.
Для нашего проекта я провела много исследований. Я знала, что участники ансамбля замечательно ориентируются в любых видах нотации. Но они не имели представления о Son-Icons. Тогда я задумалась над тем, что можно сделать для того, чтобы стимулировать их. Так я начала работать с профессором, который занимается русской фонетикой. Я спросила у неё, какими естественными ресурсами обладает тело, язык и голос. Она мне ответила: «Есть один знак, который делает звуки мягче или резче». Вы, конечно, его знаете. 
— Да, конечно.
—Вы говорите на русском языке с раннего детства, и вам особенно близки небольшие различия между острыми и мягкими звуками. Это очень простая идея, и я её развила. Мой профессор научила меня алфавиту и всем специальным звукам. Я много изучала фонетику и устройство артикуляционного аппарата, исследовала направления воздушных потоков, а также то, как вибрируют различные части ротовой полости во время звукоизвлечения. В итоге я сделала одиннадцатиметровую Son-Icon с «топографией» артикуляционного аппарата. Она стала результатом исследований не только русского, но и тринадцати других языков [прим. ред. — сочинение «Hard-flowing-transparent» ]. 
  

Во время репетиций я просила ребят произносить те или иные гласные. После этого я спрашивала: «Как они у вас вибрируют? Как вы можете транслировать свои старые знания во время игры на кларнете, скрипке, фортепиано?»
Son-Icons — это открытые партитуры. Однако, они очень точные. С их помощью я мотивирую музыкантов выходить за рамки своих привычек и создавать музыку. Думаю, в случае МАСМа это прекрасно сработало. Ребята играли как боги! Я почувствовала, что они остались довольны своими открытиями новых звуков, которые были связаны с их личной историей и, в то же время, транслировались очень художественно.
— Я знаю, что существуют особые методы координации для оркестров и крупных ансамблей, которые имеют дело с Вашими Son-Icons. Не могли бы Вы рассказать об этих методах? 
— Да. Я сама часто дирижирую, и у меня есть Son-Icons для оркестра. С ними нередко имеет дело Лондонский оркестр импровизаторов [прим. ред. — London Improvisers Orchestra], который занимается творческими исследованиями уже более двадцати лет. Для Son-Icons оркестр применяет метод «Conduction» [прим. ред. — метод американского композитора и импровизатора Лоуренса Дугласа Морриса, который позволяет координировать действия музыкантов в крупных ансамблях для создания музыки в реальном времени].
Также для Son-Icons применяется такой метод, как «Interaction Notation» (IAN). Он разработан для междисциплинарных и межкультурных контекстов. IAN представляет собой интерфейс, в который можно включить Son-Icons, нотную запись, видео-партитуры. Этот метод хорошо стимулирует взаимодействие между музыкантами. Всем обучающимся это нравится, потому что взаимодействие — это и есть музыка. 
[Подробнее:]

— Кроме концертов Ваши Son-Icons можно увидеть и на выставках.
—  Да, я делаю выставки. Например, недавно у меня была большая экспозиция «Резонанс» в бернской в da Mihi Gallery. И посетители, которые на неё приходили, могли увидеть в Son-Icons автономное визуальное искусство. 
Мои работы могут «резонировать» с посетителями, и характер этого «резонанса» будет зависеть от смотрящего на изображение человека. Поэтому Son-Icons — это визуальное искусство, в котором очень важна коммуникация.
— Во всех текстах и интервью Вы говорите о взаимодействии. И у меня есть вопрос по этому поводу. Когда вы создаёте сайтспецифичные перформансы, например, в леднике или на жилых территориях, в городах, Вы заставляете звучать эти места или взаимодействуете с ними?
— Я просто много слушаю. Иногда я издаю звуки, как летучая мышь. Это делается для того, чтобы создать эхо. Я занимаюсь эхолокацией, используя свой голос.
— Собственный голос?
— Да. Я слушаю, делаю записи и рисую прямо на месте. И я всегда влюбляюсь в место, в котором играю, даже если оно очень суровое. Только после этого я могу творить. 
К каждому месту я ищу индивидуальный подход. Так, прошлым летом у меня была резиденция в Швейцарии, где я проработала несколько недель. Пребывая там, утром и вечером я передвигалась по одному и тому же маршруту. Мне очень хотелось узнать это пространство в разную температуру, в дождь или в солнечную погоду. 
Также у меня был интересный проект в [Ронском] леднике. Я работала над ним десять лет, и всё это время ледник постепенно таял. В итоге за десять лет он уменьшился на 86 метров. 
Конечно, этот проект несёт политическое сообщение, но, в то же время, он связан и с эстетическим опытом. Вы чувствуете и слышите, что пространство ледника становится меньше, а его стены — тоньше. Вы слышите изменение климата. И это прекрасно! 

— Это прекрасная идея! Знаете, что меня впечатлило? В видео, посвящённом этому проекту, Вы касались руками и ногами льда. Это было очень необычно. Что Вы чувствовали в этот момент? 
— Мне очень важно прикасаться к звуку. Когда я пела в леднике, возникали вибрации, и в такие моменты мне хотелось дотронуться до вибрирующего пространства. Конечно, ледник был очень холодный, и когда я прикасалась к нему, я приобретала в большей или в меньшей степени его температуру. Это трансформировало моё тело, мне становилось холодно, мои пальцы немели, и во время игры мне было трудно зажимать струны. В этот момент возникали особенные обертоны. Мне потребовалось почти три года, чтобы найти ту меру, при которой струны остаются почти нетронутыми, и воссоздать нужные обертоны в обычном концертном зале. Поэтому я всегда на 1000% подключаюсь к пространству, в котором работаю.
— Мой следующий вопрос будет немножко каверзным. Вы увлечены взаимодействием с Вашими коллегами, а также работой с местами, материалами и инструментами. Как Вы себя чувствовали во время локдауна, когда отменялись концерты и мы в основном прибывали в онлайн-пространстве? Занимались ли Вы исполнительством в таких условиях? Как Вы чувствовали публику, коллег и процесс в цифровом мире?
— Безусловно, в это время не было никаких концертов и реального диалога. Как вокалист я чувствовала, что моё дыхание может быть опасным для окружающих. Поэтому я старалась не дышать всякий раз, когда встречала кого-то на пути и давала концерты в маске. Но именно тогда я поняла, что выдох — это всего лишь одно из действий, которое может совершать вокалист, и сейчас этого не стоит делать. Так я разработала множество вокальных техник на вдохе (показывает). Связки могут одинаково вибрировать при вдохе и выдохе: это физика. И мне до сих пор это безумно интересно.
И это только один из случаев. Он касался моей работы в студии. Есть и другой пример. Лондонский оркестр импровизаторов продолжал давать концерты онлайн. Дирижёр оркестра, Кэролайн Краабель, выходила на улицу и дирижировала под окнами музыкантов, а они смотрели на неё сквозь окна и играли. То же самое проделали и мы с ней. Когда она была моим дирижёром, нам было важно не потерять тело, ведь дирижирование — это «чтение» чьего-то тела: мыслящего тела, танцующего тела. Я думаю, что в этот период тело для нас стало ещё важнее.
— Действительно, сейчас мы ценим его гораздо больше. Для нас стали важнее прикосновения, реальные встречи, наше пребывание где-либо. 
Продолжая разговор о пространствах, прикосновениях и работе двумя руками, не могу не спросить о Ваших скульптурах. Вы можете развешивать свои партитуры, располагать Son-Icons по кругу, делать из них какие-то конструкции...
— Совершенно верно! У меня есть трёхмерные партитуры разной высоты. В Китае я создала шёлковые скульптуры «bodies of sound»  и после этой поездки привезла домой много шёлка. Он был очень тонкий.  Китайцы используют его для создания пейзажей: они пропитывают ткань рисовым клеем, а также кладут её на водную поверхность. Я рисовала на шёлке тушью, а затем погружала материал в воду и в клей и создавала различные формы. Так получались довольно большие скульптуры из шёлка.
Выставку с этими скульптурами я проводила в Академии искусств Ханчжоу (Китай). Также я сняла их на камеру и сделала видео-анимацию.

Мои Son-Icons могут сочетаться с анимационным видео и хореофонией, которая связана с перемещением музыкантов в пространстве. Также я использую мобильные проекторы. С их помощью можно проецировать изображения на объекты, стены, архитектуру. В такие моменты пространство превращается в партитуру. Поэтому я всегда заранее получаю план помещения, с которым мне предстоит работать.
— Я знаю, что Вы создаёте пространства с цифровыми Son-Icons, внутри которых могут находиться слушатели. 
— Да. Когда я сотрудничала с Институтом компьютерной музыки и звуковых технологий Цюрихского университета искусств, я делала иммерсивные инсталляции с объёмным (амбизонным) звуком и панорамнойпроекцией. Мне очень нравится эта идея. Из-за того, что мы умеем смотреть только в одном направлении, мы не можем увидеть сразу всю партитуру. Это похоже на то, как мы видим природу и городские пространства. Однако, у нас есть способность воспринимать трёхмерный звук. У нас нет глаз на затылке, но мы можем услышать то, что происходит сзади. И меня это абсолютно очаровывает. Меня очень интересует это отличие глаза от уха.
Также в Сан-Франциско у меня был проект «Matralab» с Линдой Бушар. Она создавала интерактивные партитуры с помощью алгоритмов, и эти партитуры могли обучаться тому, что играют музыканты.
Таким образом, меня интересует не только рисунок, но и возможности компьютерных технологий. Однако, всё должно иметь художественный смысл.
— Очень любопытно, что могут нам позволить технологии, как они могут стимулировать нас. Новые медиа очень интересны: они заставляют меня задумываться о том, что же произойдёт через десять-двадцать лет.
— Да, согласна!

— Сейчас я задам последний самый интригующий вопрос. Представьте, что у Вас есть доступ к абсолютно любым технологиям, даже к таким, о которых ещё никто не знает. Какой инструмент Вы бы хотели иметь?
— Ого! Это очень хороший вопрос! Конечно, сейчас мы располагаем супер-технологиями. Существуют телематические концерты, в которых участвуют люди с разных континентов. В Цюрихском университете проходит много таких выступлений. Но я хочу иметь инструмент, который бы позволил передавать человеческую ауру и энергию. Пока что ни одна технология не обеспечивает такой обмен. 
Чего мне особенно не хватает в эту пандемию, так это возможности обмениваться реальным опытом. Конечно, сейчас мы не можем много путешествовать, и для музыканта это большая проблема. Поэтому живые концерты, в том числе межкультурные, в наше время — это фантастика. И если бы эту амбивалентность можно было разрешить для того, чтобы погрузиться в глубокое человеческое художественно-эстетическое взаимодействие, если бы какая-нибудь технология смогла создать такое пространство, было бы потрясающе.
— Художники, поэты, писатели — это те люди, которые генерируют идеи и делятся ими. Впоследствии эти идеи влияют на развитие технологий. Поэтому я надеюсь, что мой вопрос был задан не просто так. Возможно, инженеры и учёные нас услышат, и художники обретут ещё больше инструментов для реализации своих творческих возможностей. Но сегодня, общаясь через Zoom, я уже смогла многое почувствовать.
— Да, конечно! Взаимно!
— С нетерпением жду встречи с Son-Icons в Ваших концертах и выступлениях Ваших коллег. Спасибо Вам большое!
— Спасибо Вам большое, Александра! Технологии прекрасны уже сейчас, и в данный момент я чувствую сильную связь с Вами. Спасибо! У меня есть ощущение настоящей встречи. Она очень вдохновляющая! 
— Я очень надеюсь, что наши слушатели и зрители тоже смогут это почувствовать. 

Диалог 2: Шарлотта Хуг и Александра Першеева

«Я считаю, что каждый человек — это отдельная Вселенная. И мне очень любопытно прислушиваться к звучанию этих Вселенных»

Подробнее об участниках выпуска

Son-Icons: spatial score & creative space

Son-Icons: "расшифровка"

SIYBA: found among translations

Hard-flowing-transparent

Sonotopoi

Следующий выпуск с участием Паскаля Виглино и Татьяны Яковлевой будет опубликован 5 августа. Следите за анонсами!

«Современная музыка — это самая интересная из когда-либо написанной музыки, и настоящий момент — самый волнующий в истории музыки. Так было всегда»

Игорь Стравинский