29/10/2021
«Art&Science опера — это самая честная опера, потому что она не рассказывает какие-то выдуманные истории, она о том, что нас действительно окружает»
Материал: Ангелина Дудикова
В сезоне 2021-2022 главным направлением творческой Лаборатории современной оперы «КоOPERAция — LAB» стало Art&Science. 8 команд, в состав которых вошли композиторы, сценографы, драматурги, учёные и режиссёры, проводили творческие и научные эксперименты, разрушая привычные рамки и стереотипы. В результате получились 8 science-опер, которые будут представлены 31 октября на сцене Московского тетра «Новая опера» им. Е. В. Колобова.
Летом 2021 года, когда самые смелые идеи участников только зарождались, авторы будущих Art&Science проектов рассказали Ольге Ильиной о том, как изменилась их жизнь за время «КоOPERAция — LAB» и почему микроорганизмы стали героями их произведений, объяснили, что такое science-опера и поделились впечатлениями от проведённых экспериментов.
В материале Stravinsky.online — фрагменты этих интервью.
Кто они — участники КоОPЕRАции?
«Я — режиссер оперного театра». (Руслан Бицоев, режиссер оперы «Погружение»)
«Я работаю в лаборатории Михаила Сергеевича Гельфанда в Сколтехе: занимаюсь сравнительной геномикой бактерий (это биоинформатика и микробиология вместе). В основном я работаю с кишечной палочкой». (Анна Рыбина, учёный оперы «Сигнальный каскад»)
«Я — композитор». (Роман Пархоменко, композитор оперы «Погружение»)
«Я — петрофизик. Занимаюсь изучением физических свойств пород земли. В Сколтехе я занимаюсь теплофизикой, изучением тепловых свойств горных пород и их анализом». (Гульназ Алексашова, ученый оперы «Погружение»)
«Я — драматург, кинодраматург и драма-тренер». (Юлия Тупикина, драматург оперы CHAOSMOS)
«Я — датасаентист: анализирую данные. Моя область — это написание кодов, нейросетей, алгоритмов, которые помогают эти данные эффективно анализировать». (Тамара Цахилова, ученый оперы VOX)
«Я прохожу сейчас курс сценографии в Британке. Это то место, где художники, архитекторы или люди, связанные с театром, повышают свою квалификацию как художники и развиваются как театральные сценографы». (Олена Гранкина, художник оперы «Выходи из клетки»)
«Я учусь в аспирантуре и работаю на факультете Data Science». (Александра Разоренова, ученый оперы «Юра»)
«Я — аспирант второго года Сколтеха по направлению "Науки о жизни". Занимаюсь микробиологией». (Карина Корнеева, ученый оперы «Выходи из клетки»)
«Я занимаюсь разработкой новых методов микроскопии». (Анастасия Горшкова, учёный оперы LOG)
«В Сколтехе я занимаюсь молекулярной биологией». (Никита Шараев, учёный оперы SOPHOPHORA (Умерла дважды))
Что такое science опера?
«Во-первых, в science-опере должно быть научное и техническое решение. Во-вторых, здесь появляется драматургия научного решения. А это новый и интересный взгляд на науку, на отдельную научную мысль, у которой, оказывается, есть своя драматургия, своё развитие, свое движение». (Тамара Цахилова, учёный, опера VOX)
«Мне кажется, здесь есть два важных момента. Во-первых, во всём есть какой-то научный эксперимент — близкий к науке, связанный с наукой. Я могу сказать про музыкальную часть. У меня есть одна идея (я пока ещё не знаю, будет ли она реализована на сцене или в студии): мы предзаписываем звучание органов человека в сильной сигме с микрофонами, снимаем эти звуки и используем их в опере. Так что science опера — это уже не просто опера о науке, а некий эксперимент.
Второй момент — это более тесная связь с наукой. Мы сейчас обсуждаем возможное использование научных данных, цифр и формул, скажем, на уровне формообразования — это важный процесс формирования музыкального времени. Отдельные элементы музыкальной ткани будут сформированы из данных чисел, которые будут получены в рамках эксперимента». (Александр Хубеев, композитор, опера «Сигнальный каскад»)
«Успешный проект Art&Science — это максимально сжатая, ёмкая и продуманная концепция. В этой нише ты не можешь себе позволить говорить неопределенно, чтобы зритель сам что-то додумывал, потому что ты работаешь с не очень понятными аудитории технологиями, которые надо дополнительно объяснять. Тебе надо оправдать, почему ты их использовал. Поэтому твоя идея должна быть супервыкристаллизованной, и ты должен предельно чётко понимать, что именно этим инструментом ты сможешь максимально точно донести свою идею. Такой проект может занять гораздо больше времени, чем классическая опера, потому что надо понять, что тебе нужно, найти нужную технологию и овладеть ею». (Александра Разоренова, опера «Юра»)
«Art&Science — это не визуализация какого-то научного рассказа, а именно наука в себе, в этой форме. В этом вся сложность при создании такой оперы». (Олена Гранкина, художник, опера «Выходи из клетки»)
«Это демонстрация научных процессов, научных достижений с эстетической точки зрения. В этом, мне кажется, наша основная проблема. Например, у нас есть классное либретто, но нам надо показать, как наука работает, прямо перед зрителем». (Карина Корнеева, ученый, опера «Выходи из клетки»)
«Опера про науку — это такая научная фантастика, где ты можешь докрутить вообще всё, что тебе нравится. То есть у тебя нет никаких реальных границ, и ты можешь создать то, что в реальной жизни создать невозможно.
А в опере, в которой наука играет более важную роль, тебе приходиться смирится с тем, что ты не можешь "вырастить" в лаборатории то, что тебе хочется. У тебя много ограничений. Но очень часто эти ограничения, наоборот, играют тебе на руку. Когда тебе всё можно, — это легче, чем когда тебе что-то нельзя. Во втором случае ты начинаешь находить какие-то альтернативные пути. И всё равно ты до конца не понимаешь, какой будет результат. В этом тоже есть определенный дух опасности, который тебя будоражит и вдохновляет». (Надежда Бахшиева, режиссёр, опера LOG)
«Science&Аrt проект должен включать в себя что-то от науки, двигаться от какой-то научной идеи или факта и отталкиваться именно от него. Так что science-опера, вероятно, должна включать в себя что-то материальное. Например, мы хотим использовать в опере мушек, которых используют для изучения болезни Альцгеймера». (Никита Шараев, учёный, опера SOPHOPHORA (УМЕРЛА ДВАЖДЫ))
«Art&Science опера — это самая честная опера, потому что она не рассказывает какие-то выдуманные истории, она о том, что нас действительно окружает». (Роман Пархоменко, композитор, опера «Погружение»)
Как звучит наука?
«Можно дать несколько ответов. Если это повседневность науки и речь идёт о типичных звуках, то наука звучит как минимал или техно. Потому что это какой-то несложный набор звуков, которые регулярно повторяются, или что-то близкое, как будто разговоры в лаборатории, или шелест бумаги. В то же время это может быть хор, где каждый человек обладает своим голосом и видением, но поют все вместе. Потому что только работая вместе можно получать какие-то результаты». (Никита Шараев)
Зачем все здесь собрались?
«Я жду фантастических результатов. Будет очень интересно, куда наша работа приведёт нас за год. Вначале были слова "мы топим за науку", потом были слова "ой, такая интересная красивая история". А в конце, я надеюсь, это будет отличный симбиоз Art&Science». (Роман Пархоменко)
«Для меня, конечно, важны человеческие встречи. Это самое дорогое, что могло произойти. Вот мы как-то взяли и узнали друг о друге. Теперь вполне возможно, что в будущем мы будем делать какие-то проекты, что-то сочинять уже вместе». (Руслан Бицоев, режиссёр)
«Мне бы очень хотелось, чтобы в итоге мы смогли добиться науки внутри искусства, а не простой визуализации факта, который мы взяли за основу либретто. Мне кажется, тогда это будет успех. Если у нас получится показать, как движется наука, и при этом опера сможет захватить зрителя, то это будет означать, что мы всё сделали правильно». (Олена Гранкина, художник)
«Мне была интересна результативность, продуктивность команды, были любопытны алгоритмы возникновения этой продуктивности и сама коммуникация — какой должен быть протокол коммуникации для того, чтобы возник успешный продукт — опера. Та опера, которая содержала бы качественный научный движок и была интересным высказыванием и с точки зрения искусства, и с точки зрения науки. Вот этот протокол — это самое интересное, потому что если он действительно существует, если мы сможем его нащупать, понять, визуализировать — это было бы самым главным достижением всей Лаборатории. Это значило бы, что мы не только научились делать science-оперы, но и создали в головах друг у друга какие-то новые видовые связи и обогатили себя идеями». (Юлия Тупикина, драматург)
«Если говорить о конечном результате, то я просто хочу, чтобы наше такое позитивное взаимодействие продолжилось. Если оно продолжится, тогда и случится тот результат, который нам нужен». (Александр Хубеев)
«Наверное, мне бы хотелось, чтобы то, что исследует биология, и то, что мы изучаем в лабораториях, зажило какой-то новой жизнью и заговорило на новом языке. Мне хочется вдохнуть новую жизнь в то, что мы изучаем и любим. Это приведёт нас всех к новым представлениям. Мне кажется, это не только интересно, но и полезно». (Анна Рыбина, учёный)
«Мы вместе пришли к тому, что поскольку все мы независимые единицы, нам важно, чтобы каждый привносил в работу то, что его по-настоящему цепляет, мучает, но при этом чтобы это всё сходилось в одной точке, чтобы не создавалось мешанины в итоге. Да, мы независимые единицы, но работаем на общий конечный результат, а это значит, что разрозненные элементы должны собираться и встраиваться в общую картину. Это очень сложно, и надо так выстраивать процесс, чтобы все твои идеи, с одной стороны, нравились тебе самому (например, композитору действительно нравилась бы музыка, которую он написал), а с другой — было на пользу конечному результату». (Тамара Цахилова)
«Жду, что наука структурирует хаос с помощью художественных приемов, и это даст возможность проинтерпретировать и пропустить через себя научное знание каждому сидящему в зале. А ещё жду, что из хаоса родится космос, и этот космос зазвучит». (Тамара Цахилова)
«Мне интересно погрузиться в кухню создания спектакля. Это та сфера, которая мне известна только по готовому продукту. Раньше я могла смотреть спектакль или общаться с друзьями, которые в это вовлечены, но вот опыт создания спектакля был для меня закрыт. Возможность погрузиться в это будет для меня бесценным опытом, шансом увидеть мир закулисья. И, конечно, если у нас получится настоящая история и нам удастся создать то, что будет близко и интересно зрителям, а не какой-то сырой и надуманный продукт, то это будет вдвойне классно!» (Александра Разоренова, учёный)
«Это был потрясающий опыт избавления от внутренней "ксенофобии". Мы обсуждали это и при работе над оперой. Внутри нас в целом зашита ксенофобия, которая является какой-то адаптацией к любым биологическим и социальным условиям среды. Эта ксенофобия очень часто загоняет наше сознание в рамки, которые нам парадоксальным образом начинают вредить. И вот опыт такой перезагрузки и переустановки мышления и общение с людьми, с которыми до этого никогда не удавалось поговорить и вряд ли когда-нибудь ещё удастся, это было замечательным способом понять друг друга. Я попыталась понять и принять то, что мне было совершенно незнакомо, и из-за этой незнакомости, собственно говоря, и чуждо. Этот проект позволяет осознать, что мы все, как люди, гораздо ближе друг другу, чем нам кажется, и что на каких-то значимых контрастах может получиться что-то новое, что не получилось бы в рамках привычной парадигмы мышления». (Анастасия Горшкова, учёный)
Как всё начиналось?
«Я попал в КоОPЕRАцию случайно: мне, как и всем остальным участникам из Сколтеха пришло письмо, из которого я узнал, что планируется какая-то совместная лаборатория людей искусства и науки. И я откликнулся, прошёл небольшое онлайн-собеседование, а потом пришёл на очную встречу в Британке». (Никита Шараев)
«Организаторы КоOPERAции предложили очень интересную стратегию: они дали возможность всем тем, кто чувствует в себе необходимый заряд, самим озвучить свой замысел, и если у кого-то откликается твоя область науки или придуманная тобой история, он присоединяется к твоей команде. После того как все объединились в группы, началась уже работа над замыслом, который, конечно, мог меняться в процессе того, как участники обменивались своими мыслями, ожиданиями и тем, что их волнует». (Юлия Тупикина)
«По корпоративной почте Сколтеха нам отправили письмо, что есть такая возможность поучаствовать в Art&Science проекте. Я решила подать заявку на участие, потому хотела взглянуть на свою работу по-другому, с другой точки зрения, поделиться тем, что меня вдохновляет в биологии. На презентации я рассказала о том, что меня цепляет в биологии, и со мной вышла на связь Катя. Мы стали искать точки соприкосновения, и оказалось, что нам обеим в микробиологии интересен космос взаимодействия между клетками, и внутри клеток, процессы гибели и жизнедеятельности клеток. Мне стало интересно с Катей общаться, и я на каком-то интуитивном уровне почувствовала, что это моё, и присоединилась к команде». (Анна Рыбина)
«Я получила письмо от организаторов в период карантина. Оно было для меня как будто светоч. Мне очень хотелось какой-то проектной деятельности, не связанной с моей работой, с моей учебой. А опера, как мне показалось в тот момент, это что-то максимально отдалённое от всего, чем я тогда занималась. Мне в целом достаточно давно интересна тема искусства, в частности современного искусства, но я не могу себя назвать фанатом оперы. Я не музыкальный человек, и, скорее всего, не понимаю того пласта, который транслируется с помощью визуальных и музыкальных средств в музыкальном театре». (Анастасия Горшкова)
«У нас не было никакого кастинга. Мы просто с самого начала почувствовали, что нужно написать именно этим людям, что именно в таком составе мы можем что-то сделать. Потом мы начали общаться, представили себя как команду, постепенно находили всё больше точек соприкосновения, какие-то общие темы. Какие-то вещи мы обсуждали у меня на кухне, потому что там мы все вместе собирались. Просто мы нашли друг друга. На самом деле, образование команды, на мой взгляд, происходило в хаосе (в хорошем смысле), который потом со временем превратился в такой вот космос». (Надежда Бахшиева)
Как создавались science-оперы?
«Драматург написал блестящее либретто, а дальше все в команде увидели в нем что-то своё. Сложно ужиться, выбрать единую линию, по которой идти. И из-за этого время от времени кто-то становится менее активным и возникают сложности в коммуникации. Наверное, если бы мы все сидели в одной комнате регулярно, такие кризисы проходили бы легче и быстрее. Сложность ещё и в том, что все могут быть в разных городах и включены в другие проекты, поэтому усложняется координация». (Олена Гранкина)
«С одной стороны, очень интересно, с другой — очень сложно. Когда мы начинали работу над проектом, мы все очень сплотились и зажглись, мы создавали поле неких философских смыслов, которые мы чувствовали. Мы нагенерировали много идей, много образов, и красота этих образов толкала нас идти вперед. А потом мы начали придумывать спектакль и поняли, что образы и концепции — это, конечно, классно и здорово, но как их претворить в жизнь на сцене? И это совсем другая задача. Мы пытались найти каркас, чтобы всё, что происходит на сцене, было неразрозненным, чтобы происходило какое-то взаимодействие. Я теперь понимаю, что есть определенный гэп между тем, что ты напридумывал в начале, и тем, как собрать всё вместе, материализовать и придумать форму. К тому же мы изначально договорились, что КоOPERAция — это горизонтальные связи независимых единиц, и это действительно интересный и сложный опыт для меня, это постоянный поиск и нахождение в процессе». (Тамара Цахилова)
«С одной стороны, эксперимент предлагает ограничения для оперы, с другой — опера предлагает расширение для эксперимента. Для меня оказалось интересным, что в ходе командных сессий научный эксперимент несколько раз менялся, и мы буквально налету формулировали разные сетапы. Мы долго выясняли, как научный эксперимент соотносится с драматургией, и в итоге у нас получилось прийти к одному решению, к которому мы сейчас готовим прототип». (Екатерина Агафонова)
Что внутри?
«Какой-то одной темы нет. В либретто есть много аллюзий на разных уровнях. Мы говорим об определенной экзистенции клетки, условно, о её самоопределении, в то же время — без лишнего антропоцентризма — о переносе этих понятий на уровень человека, о том, как мы это воспринимаем, то есть это, скорее, комплекс тем. Поэтому у нас нет центрального персонажа, традиционных диалогов, конфликта и т. д., — того, что мы хотели избежать, и есть круг образов, который появился исходя из научных тем, над которыми мы работали». (Александр Хубеев)
«У нас основа — землетрясение, колебание и так далее. Мы не можем воссоздать землетрясение как таковое. Учёные могут только наблюдать за этим процессом, принимать его. Они прогнозируют, когда и где будет землетрясение, могут локализовать очаг. То есть суть нашего эксперимента — наблюдательная». (Гульназ Алексашова)
«Когда мы начали исследовать это всё, то мы поняли, что земля, по которой мы ходим, это неизведанное пространство, это тайна». (Руслан Бицоев)
«В нашем эксперименте мы перекладываем реальные данные зафиксированного землетрясения. Мы покажем, как оно ведёт себя на поверхности и что ощущали люди в момент катастрофы». (Гульназ Алексашова)
«Помимо собственных колебаний, которые происходят при землетрясении, приниматели фиксируют и другие вибрации, которые не совсем напрямую связаны с землетрясением. Раньше была такая профессия у них, называлась «интерпретатор». Как нам говорили учёные, интерпретатор мог точно понять, что за процесс происходил в графике. Мы для себя придумали, что помимо исторического землетрясения, мы найдем в этом графике фиксации какой-то жизни. Мы сейчас не можем сказать, какой именно, поскольку хотим над этим дальше думать, развивать эту мысль. Мы реконструируем какое-то человеческое переживание, не связанное с землетрясением, но которое было зафиксировано». (Руслан Бицоев)
«Наша опера начинается смертью, а заканчивается жизнью. Всё начинается со смерти. Мы хороним зерно, а потом из этого зерна прорастает новый росток. Таков цикл жизни биологического организма: он начинается смертью (хаосом), а заканчивается жизнью (космосом). Так, по сюжету оперы на планете после экологической катастрофы остается только пластик. Первые биоорганизмы вынуждены сосуществовать с мёртвым пластиком, но они не вытесняют его, а вступают с ним в интеграцию, вследствие чего появляются некие новые синтезированные образования. Мы наблюдаем рождение нового языка, рождение нового существа, составленного из разных элементов, и на уровне звука, ощущений, картинки — рождение некоего нового мира. Один из способов создания космоса — синхронизация. В результате неких синхронизаций и происходит появление некой новой структуры и её элементов. Собственно в этом моменте заложен наш научный движок». (Юлия Тупикина)
«В основе нашей оперы — несколько разных явлений, несколько биологических процессов. Одно из явлений — это передача сигнала внутри клетки и между клетками, поэтому опера называется «Сигнальный каскад». Это такой способ передачи сигнала, когда на каждом последующем уровне передачи количество участников увеличивается, и этот способ лежит в основе общения клеток, изменения их поведения, функционирования. Он задействован в развитии и многоклеточных организмов, и одной клетки, её жизни, деления, реагирования на окружающую среду. В либретто есть, с одной стороны, отсылки к реальным биологическим процессам, с другой — намёки в виде метафор, при этом эти метафоры можно интерпретировать с точки зрения социума и человеческих взаимодействий. И это очень расширяет научные наблюдения и выводы. Вообще, мне кажется, сигнальный каскад - это предлог поговорить на другие темы, например, о вопросах жизни и смерти клетки, потому что, как бы ни тривиально это звучало, без смерти клеток не будет жизни клеток и вообще жизни организмов. И часто некоторые клетки в многоклеточных организмах берут на себя такую сакральную роль: они уничтожают себя, чтобы дать возможность нормально функционировать окружающим клеткам, то есть это самоуничтожение во имя блага остальных, своеобразный героизм. Намёки на это тоже есть в либретто. И не человек самый главный герой оперы, скорее это клетки внутри нас или некие биологические процессы. Мы старались отойти от антропоцентризма, потому что часто человек зацикливается на себе, на своих проблемах, а самое прекрасное, интересное и вдохновляющее иногда происходит внутри нас на уровне взаимодействия молекул и клеток, и, мне кажется, подобное послание тоже заложено в либретто». (Анна Рыбина)
«Главного героя у нас нет. Нет как таковых и персонажей. У нас есть текст и семь вокалистов, между которыми этот текст по-разному распределен». (Александр Хубеев)
«Самое интересное в нашей опере заключается в том, что работа с ЭЭГ будет происходить в реальном времени. Научная задача нашей оперы состоит в том, чтобы дать возможность визуализировать науку. Мы снимаем ЭЭГ трех испытуемых (мы называем их перформерами), которые находятся в момент исполнения оперы на сцене. Наша задача — достать из данных ЭЭГ человека информацию о том, какое эмоциональное состояние он сейчас испытывает, и это эмоциональное состояние - переменная величина в трёх параметрах. Во-первых, какая валентность эмоции сейчас у человека: это положительная эмоция или отрицательная, во-вторых, насколько сильно эта эмоция человека возбуждает и движет им, и в-третьих, — это доминантность этой эмоции, то есть насколько она человека контролирует и, возможно, даже подавляет. Моя идея была в том, что часто, когда ты что-то чувствуешь и воспринимаешь любой вид искусства, и, наверное, прежде всего музыку, ты не всегда можешь четко определить, что конкретно ты в этот момент чувствуешь и что с тобой происходит. Мне интересно как раз посмотреть и как-то попытаться измерить этот ответ мозга на то, что он сейчас слышит и чувствует. И, возможно, показать разрыв между тем, что ты думаешь, и тем, что ты на самом деле чувствуешь. Как раз ЭЭГ помогает увидеть, что на самом деле твое тело физиологически чувствует в данный конкретный момент.
Мы называем испытуемых перформерами, потому что их мозговая деятельность будет создавать перформанс в реальном времени, но мы пока не знаем, как именно». (Тамара Цахилова)
«У нас есть герой — некий юродивый, который пытается "раскачать лодку" и всячески спровоцировать нового толерантного человека на базовые, стандартные эмоции (злость, гнев, недовольство). Он эмоциональный радикал в этом нормализованном, сверхтолерантном, нейтральном обществе. Если постоянно редуцировать эмоции, то в итоге мир скатывается к безразличию и отстраненности его жителей по отношению друг к другу и к своей собственной жизни, потому что ты во всём уверен, тебе уже ничего не надо, тебя всё устраивает, за тебя всё контролируют, ты должен чувствовать это и не чувствовать то. Мы пытаемся исследовать этот эмоциональный перекос, хотя, конечно, очень сложно всю эту красивую историю вписать в существующую сейчас теорию эмоций». (Александра Разоренова)
«Основной идеей либретто является возможность рассказать о том, что мы можем репрограммировать стволовые клетки к их изначальному состоянию плюрипотентности или возможности перерождаться в любую другую клетку организма. Основная идея — это не столько способность человека возвращать клетку к исходному состоянию, сколько способность возвращать себя на какую-то стадию назад, не бояться этого и менять свою жизнь». (Карина Корнеева, учёный)
«Либретто о том, что клетка, собственно, как и человек, делает в какой-то момент своей жизни выбор, кто она и частью чего является. И вот ученые дают ей возможность сделать этот выбор еще раз. А с человеком всё немножко сложнее — ему иногда бывает страшно и сложно вернуться в исходное положение, и может ли он это сделать так же просто, как это делает клетка, — вопрос». (Олена Гранкина)
«Научная составляющая нашей оперы — это сравнения граней между деструктивностью и конструктивностью и исследование с научной точки зрения, вернее, с точки зрения искусства, того, как в реальном мире сочетаются такие несочетаемые вещи как эмбриональное развитие и гниение, разложение и смерть». (Анастасия Горшкова)
«Наш проект связан с нейродегенеративным заболеванием человека — болезнью Альцгеймера. Помимо интереса к Science&Аrt здесь есть ещё и интерес к болезни, которая затрагивает многих людей и вызывает у них определенные эмоции. Это медленное угасание родственников, что, конечно, провоцирует сильные переживания. Рассказать об этом в формате Science&Аrt будет интересно». (Никита Шараев)
«Над художественной и научной идеями мы пока работаем. Могу поделиться нашими предположениями о том, как это будет в итоге. Болезнь Альцгеймера, как и другие нейродегенеративные заболевания, изучается не только на человеке (и не столько на человеке), но и на моделях различных организмов, например, на плодовой мушке дрозофила, которая является классическим объектом в генетике. Наши драматург и режиссёр взяли некоторое количество интервью у людей, у которых родственники болеют этой болезнью. И вот это общее гнетущее впечатление, когда человек рядом с тобой начинает потихоньку терять самого себя, — вот он ещё жив, но это как бы и не совсем он, — когда его личность начинает распадаться, и становится основной частью нашей оперы». (Никита Шараев)
Непрекращающиеся открытия
«Я хочу рассказать об одном открытии, которое мы сделали в процессе исследования. Это то, что в самой природе, в предмете, который мы изучаем, мы нашли Art&Science в чистом виде. Согласно многим наблюдениям, на которые ссылаются в том числе и специалисты наук о земле, у землетрясений существуют такие явления как предвестники. Это могут быть змеи, рыбы, лошади или гул Земли. Я хочу сказать, что в основе этого лежат, естественно, научные и понятно обоснованные явления. Земля дрожит, и что-то выходит из-под неё, она как-то оберегает себя либо предупреждает нас. Но ведь мы можем переживать это эстетически. Эти шипения змей или сам гул Земли. И это удивительный стык, который существует прямо непосредственно в самой природе, когда мы эстетически переживаем научную основу. Нам это понравилось, поэтому тема предвестников в нашей опере, в нашем сценическом воплощении имеет центральное место». (Руслан Бицоев)
«Благодаря КоOPERAции я вспомнила, ради чего шла в биологию. Я немного забыла это из-за рутины и пандемии, а общение с ребятами мне это напомнило. Я снова это прочувствовала, это мой личный эмоциональный бонус». (Анна Рыбина)
«Я всегда думала, что если я человек науки, я могу прийти в самые разные сферы со своим датасайнс и выполнить разные задачи. А тут я понимаю, глядя на своих коллег по опере, что у них задача намного сложнее, потому что им нужно создать что-то с нуля. И если у тебя нет вдохновения, пусть это и звучит избито, нет внутреннего огня, который тебе поможет идти дальше, то работа идет очень плохо, и для меня это было неожиданно. Ещё оказалось, музыка - это как раз то искусство, которое наукой и математикой может питаться, которое на это настроено. И то, что мне первоначально казалось, что это самый странный выбор скрестить оперу с наукой, сейчас представляется закономерным и логичным. И для меня это открытие.
Я поняла, что хочу примерно такими вещами заниматься всю жизнь — участвовать в подобных проектах». (Тамара Цахилова)
«Для меня открытием стало то, что эмоциональный интеллект и умение разговаривать с людьми оказались базовыми навыками для любой сферы. У нас в команде все друг друга пытались слышать, вели себя суперкорректно, у нас всегда был открытый, демократический разговор и очень нетоксичное общение. У меня были некоторые предубеждения, что есть определенная богемная среда, где очень сложно договориться, услышать друг друга, принять общее решение, которое всех устроит, потому что все ощущают себя звездами, но ничего подобного не было». (Александра Разоренова)
«Основной момент, который меня поразил, заключался в том, что все ребята — представители науки — говорили больше о внешнем мире, о том, что происходит вокруг нас, о том, как это здорово и интересно, как это проблематично, как надо уживаться с этим, а все творческие ребята основной акцент ставили всё-таки на то, что происходит внутри человека, на внутренний мир человека, и человек стоял в центре всех их рассказов. Познание внешнего мира у ученых, и познание внутреннего мира у творческих». (Карина Корнеева)
«Наша команда обращалась за консультациями к разным учёным. И я сделал для себя открытие, что люди науки, хотя, надо заметить, это были профессора, седые головы, больше открыты ко всему, что вокруг них происходит, нежели, скажем, те же седые головы в театре или в музыке». (Руслан Бицоев)
Наука и искусство: могут ли быть они быть вместе?
«В моей голове наука — это работа, а искусство — это для души. Поэтому было очень интересно узнать, неужели есть возможность как-то совместить две эти ипостаси». (Александра Разоренова)
«Творческие люди людей науки вдохновляют и подсказывают какие-то идеи. А уже люди науки думают, как бы реализовать эту идею, возможно ли её реализовать и так далее». (Гульназ Алексашова, учёный)
«В искусстве, конечно, больше свободы. В науке есть такое понятие как «выборка». Ученые всё высчитывают, они готовятся предварительно, у них есть гипотеза, какой-то запрос. А на территории театра мы можем не иметь какую-то гипотезу как таковую. А эксперимент сам по себе случился, сам образовался». (Руслан Бицоев)
«Мне кажется, что в искусстве, например, когда я что-то сочиняю, то я хочу чтобы получилось «вот это». А в науке, как мне кажется, просто интересно, что получится, если я сделаю это. Это большая разница». (Роман Пархоменко)
«Наука и искусство вместе — парадоксальное сочетание. Нашему миру, современным людям очень интересны контрасты. Если что-то новое и интересное рождается, то оно рождается на фоне этих контрастов, на фоне сочетания несочетаемого и на фоне перехода за границы возможного. Это есть в КоOPERAции». (Анастасия Горшкова)
«Нельзя сказать, что искусство чем-то полезно науке, и то, что наука чем-то полезна искусству. Это ветви познания». (Анастасия Горшкова)
«Наш мир и окружающая нас среда так меняются, что человек уже неразделим с технологиями и со всем научным прогрессом. А искусство — это всё-таки зеркало происходящего вокруг и внутри нас, отпечаток нашего внешнего мира, поэтому оно должно отражать и эту часть нашего существования тоже. И это новое в мире и в нас — как раз то, что может быть новым в искусстве. А для науки, в свою очередь, очень полезна способность думать как художник, смотреть на предмет с разных сторон, а не как-то узконаправленно. Это помогает подумать о вещах, о процессах с какой-то иной точки зрения и найти ответ на то, как же это работает на самом деле». (Карина Корнеева)
«Искусство — это такой способ переживать некоторые вещи в науке, которые сложно было бы без искусства постичь и освоить их опыт». (Олена Гранкина)
«Мне кажется, что это две области, которые создают мифы и сказки. Для ученого искусство может быть источником вдохновения и сил, и наоборот — тем же самым может стать наука для художника. Вроде бы это настолько разные, даже полярные, области, но при этом они очень похожи тем, что есть элемент поиска: тебе всегда нужно что-то новое сделать, понять, и тогда ты будешь ценен для своего сообщества и для общества в целом. Они сильно разнесены по рабочим протоколам, по аудитории, которой в итоге представляют свой конечный продукт. Но большое видится на расстоянии, и ты можешь заглядывать на эту чужую территорию и находить свежие идеи, вдохновляющие примеры. С технологической точки зрения наука и инженерия сильно влияют на театр и меняют его. Мы сейчас видим, что он очень сильно цифровизирован: проекции, дополненная реальность, даже просто устройство сцены. Технологии могут служить средствами выразительности. Искусство для науки — это, скорее, источник жизни, живой энергии». (Александра Разоренова)
«Учёным бывает очень сложно перейти в область каких-то художественных образов, потому что их мозг по-другому устроен. У них совершенно иные нейронные связи, а нам — людям искусства — бывает очень сложно перейти в область научного знания, потому что мы всё-таки стремимся мыслить образами и двигаться привычным нам путем в сторону искусства, образной системы, метафор, обобщений, а учёные не всегда, наверное, видят в этом ценность и не всегда могут соединить с образами свою науку». (Юлия Тупикина)
«Искусство может быть полезно науке иным способом мышления, возможностью увидеть что-то привычное с другого угла — другим способом смотреть, другим способом понимать, другим способом интегрировать. По сути, это совершенно разные способы мышления и разные языки, и, наверное, можно друг друга таким образом обогащать, расширять наши возможности и в науке, и в искусстве. Это что-то ещё неизведанное. Если благодаря Лаборатории в результате этого эксперимента будут найдены алгоритмы, получены протоколы и сделаны выводы о взаимодействии внутри таких творческих команд, это было бы очень любопытно и полезно, потому что такое взаимообновление может принести только пользу и расширить наши возможности как в науке, так и в искусстве». (Олена Гранкина)
«Искусство очень помогает науке умением взглянуть на какие-то вещи с другой стороны, переосмыслить, задать новые вопросы или задать их по-другому, освободиться от каких-то догм, научиться рисковать, пробовать, открывать что-то новое, не бояться расширять возможности, познавать. Это роднит искусство и науку. Но в искусстве больше свободы, и наука может научиться этому в искусстве». (Анна Рыбина)
«Искусство и наука не столь уж друг от друга отличаются: необходим какой-то большой багаж знаний всего, что было до тебя, и нужно найти какую-то область, которой ещё никто не занимался. Практически всё искусство, которое дошло до нас и осталось в веках, это как раз попытки преодолеть то, что происходит вокруг тебя, это всегда эксперимент». (Александр Хубеев)
«Искусство помогает нам больше рефлексировать, впускать фантазию, мечтать, подпитываться вдохновением, и науке это тоже очень важно. Их синтез возможен, их кооперация возможна, и, надеюсь, наши оперы это докажут». (Анна Рыбина)
«Фантазия исследователя немного более ограничена. Есть опорные точки, нужно полагаться на факты, предыдущие исследования и эксперименты, проверенные теории, гипотезы, и если ты что-то представляешь и выходишь за рамки, ты всё равно должен поддерживать это конкретными аргументами и фактами. В науке у тебя есть понимание, что какие-то дерзкие идеи могут в какой-то момент увести тебя в область псевдонауки, а это вред человечеству, поэтому тут всегда нужно держать в голове, что ты человек науки и не должен нести что-то антинаучное.
Мне кажется, в искусстве больше свободы. Это не значит, что ты можешь творить всё, что хочешь. Всё равно есть какие-то ограничения в виде этических, моральных, религиозных вопросов. Но всё же ты можешь отпустить свою фантазию, полёт мыслей. Мне нравится это словосочетание, мне кажется, здесь больше именно полёта мысли». (Анна Рыбина)
«Наверное, учёный должен быть более последовательным, то есть идти шаг за шагом, проверяя на каждом этапе какие-то вещи. В этом плане художник может быть более дерзким и нарушать какие-то табу». (Александр Хубеев)
«Поле, в котором мы ищем идеи и ответы, у каждого своё. У учёных это поле, из которого они достают возможные варианты развития своей работы, определено существующими статьями и чужими работами. Ты в это вносишь что-то своё, но это своё — минимально. Художники тоже не могут существовать без контекста придуманных до них вещей, но ты не уйдёшь далеко, если не добавишь в этот контекст достаточное количество нового, своего. Наверное, в этом отличие. Учёный делает что-то и добавляет в это капельку новизны и капельку себя, а художник, наверное, каждый раз придумывает всё заново». (Тамара Цахилова)
«Искусство и наука друг без друга существовать не могут. Потому что ни наука, ни искусство не могут по отдельности удовлетворить желания человека». (Никита Шараев)
Что такое КоOPERAция?
«КоOPERAция — настоящий эксперимент. Получается, одних забрали с Марса, других - с Венеры, и высадили всех вместе на Плутоне. И вот мы бродим по Плутону, ищем общий язык ради нужного результата. Никто из нас там не был, но нам это очень любопытно». (Юлия Тупикина)
«КоOPERAция — это творческая лаборатория, где происходит генерация идей, инициация экспериментов, построение каких-то гипотез». (Анна Рыбина)
«КоOPERAция — это чудо, которое нашло меня». (Тамара Цахилова)
«В рамках КоOPERAции при продумывании эксперимента есть ощущение, что ты строишь лодку, уже плывя в океане. У тебя есть свои временные рамки, но нет возможности всё продумать заранее. Есть много людей, с которыми всё нужно обсудить, поэтому условия здесь довольно мобильные, гибкие. Ты уже находишься в этом эксперименте, ты адаптируешься к новой среде и пытаешься что-то сделать из того, с чем поплыл в это плавание». (Александра Разоренова)
«Для меня КоOPERAция — это вызов и слом внутренних рамок. Потому что я понимаю, как сильно меняется моё представление о том, как всё должно быть. У нас каждый раз появляются новые решения, которые так или иначе ломают мои рамочки». (Надежда Бахшиева)
«Лаборатория — это исключительные условия для коммуникации. Это всегда попытка прыгнуть выше своей головы, выход из зоны комфорта». (Надежда Бахшиева)