• пространство для разговора о новой музыке и культурном процессе вокруг неё

Фараджу Караеву – 75!

Поздравление от Рауфа Фархадова


Сегодня 75 лет композитору Фараджу Караеву. Дата, что тут говорить, солидная, дата немалая. Позади большая творческая (и не только) жизнь. Жизнь, во многом, успешная, жизнь состоявшаяся. Настолько, что Фараджа Караева, по праву, причисляют и к известным европейским мастерам, и к ведущим композиторам постсоветского пространства. Настолько, что порой он и сам, кажется, мог бы поверить: да, моё творчество способно кому-то приносить хотя бы иллюзию красоты и наслаждения, да, моё искусство позволяет иногда приблизиться к чему-то возвышенному и одухотворённому, да, моя музыка порой нужна и…
Хотя, помнится, дискутируя — что даёт, что привносит в мир искусство? — привёл слова О. Уайльда: «Всякое искусство совершенно бесполезно». И понятно, что вот такими, придуманными мной, высокопарными речами о себе и своём искусстве он никогда бы не помышлял. Как сказано кем-то из современников: «Необходимость думать о себе как о центре вселенной — царство природы. Ироничность к собственной значимости — царство свободы». Думаю, это весьма близко к нашему юбиляру.
На последней странице юбилейного буклета Фарадж Караев помещает «прощальный» — А. Шёнберг уходит? — автопортрет великого австрийца. Намекая на то, что и ему пора отдохнуть (попрощаться?) и от неизменной творческой суеты и запарки, и от творческого вдохновения-озарения, и от сложного композиторского труда и процесса, и от бесконечных, порой мучительных, размышлений-вопросов: как быть дальше, как быть постоянно новым, интересным и неповторяющимся, чтО писать, как писать, для чего писать, для кого?

Зная десятки лет Фараджа Караева, уверен, что это не поза, не любование ситуацией «юбилейного прощания», не лукавство и не выбивание слезы. Это даже не намёк. Скорее, давно продуманное и вынесенное. Скорее, определение той самой черты, того самого рубикона, после которого начинается то, что можно назвать дорогой в обратном направлении, возвращением к чему-то некогда утерянному или забытому. И значит, отдохнуть или попрощаться, чтобы, наконец, в череде мелькающих и сменяющихся, на протяжении 75-летней жизни, близких и далёких, родных и чужих, разных и похожих Я, обрести и выявить, хоть на финишной прямой, то Я, которое, собственно, и есть подлинный, истинный Фарадж Караев. Кто бы, правда, ещё бы это Я-подлинно-истинное подтвердил окончательно и бесповоротно. Да печатью звонкой заверил.
Н-да, эко наворотил, эко напридумал, когда, возможно, всё не так, когда всё много легче и спокойнее? Н-да… Но тогда и не следовало помещать в конце буклета этого печально-одинокого Шёнберга, то ли прощающегося, то ли уходящего, то ли куда-то возвращающегося. Это ведь, наверняка, австрийцу бы понравилось: главное — первородный грех и спасение. Всё прочее —промежуточность и второстепенность.
Ну а теперь к теме!
Фарадж Караев родился столице Азербайджана, Баку, 19 декабря 1943-го в семье классика советской и национальной музыки, композитора Кара Караева. Таь же, в 1966-м, закончил Азербайджанскую государственную консерваторию, а в 1971-м аспирантуру по классу композиции. Естественно, у своего отца, Караева-старшего. С 1966-го же начинается и преподавательская деятельность Фараджа Караева, которая успешно продолжается по сей день. Профессор трёх консерваторий, Бакинской, Московской и Казанской, Народный артист, организатор и художественный руководитель одного из крупнейших европейских фестивалей современной музыки имени Кара Караева, участник разнообразных значимых композиторских жюри, исполнение музыки в десятках стран и сотнях городов, регулярные приглашения на престижные международные форумы и фестивали.
Faradzh Karaev. Der Stand der Dinge

Обработка видео...

Как и у Караева-старшего, творчество Караева-младшего разделилось на до и после. Переломной стала Соната для двух исполнителей (два рояля, препарированный рояль или магнитофонная запись, колокола, вибрафон, магнитофонная запись, 1976). Хотя, казалось бы: неожиданная по языку и колориту Вторая фортепианная соната (1967), пуантилистский, строго сконструированный Сoncerto grosso памяти А. Веберна для камерного оркестра (1967), балет «Тени Кобыстана» (1967) — опосредованное музыкальное приношение «Весне священной» И. Стравинского и музыкальный дар А. Скарлатти — балет «Калейдоскоп» (1971) неоклассицистский с внедрением ритмо-интонаций джаз-рока и цитаты К. Эмерсона Концерт для фортепиано и камерного оркестра (1974)… Каждый из этих опусов имел не только успех у критики и зрителя, но в чём-то и для автора веха и этапность. Ан нет! Вдруг сомнение, вдруг ощущение: а стоит ли, надо ли, мой ли это путь, моё ли призвание? И тогда, словно не было всего предыдущего — эксперимент, опыт на пределе возможного, жест то ли бунта, то ли отчаяния — Соната для двух исполнителей. И лишь когда А. Шнитке: «Это произведение Мастера» — отпустило и двинулось дальше. С Сонаты и наступает это фарадж-караевское после.
После — одна синусоидность и кардиограмность. 1978 — моноопера «Journey to love», «Tristessa» II для двух оркестров (1980), «Tristessa I» (Прощальная симфония) для камерного оркестра, 1982), «Я простился с Моцартом на Карловом мосту в Праге» для оркестра (1982), «В ожидании...» музыка для исполнения на театральной сцене (1983-1986), «...a crumb of music for George Crumb» для инструментального ансамбля (1984-1985), «klänge einer traurigen nacht» для инструментального ансамбля (1989), «...аllа ‘nostalgia’»: камерный концерт памяти А. Тарковского (1989), «der stand der dinge» для инструментального ансамбля (1991)… Практически, без проходного и случайного.
1993 — «ist es genug?..» для ансамбля и магнитофонной записи. «Это огромнейший коллаж из разных моих сочинений, здесь нет ни одной новой ноты — в 1993 году мне исполнилось 50 лет, отсюда и вопрос: достаточно или нет? Здесь даже не игра слов (имея в виду знаменитый хорал Баха, использованный в Скрипичном концерте Берга), просто вопрос к самому себе» (Ф. Караев). Полный, как говорится, генуг!
Как-то на вопрос, чего бы больше всего хотелось, ответил: «Хорошо жить, хорошо смеяться, хорошо писать музыку и хорошо умереть». Это из знаменитой фарадж-караевской «Книги беспокойств». Книги, то ли жизни, то ли абсурда, то ли тотальной самоиронии. Весело, однако!
Ну и причём здесь «прощальный» автопортрет Шёнберга?!
Может, дело в этом?
Фарадж Караев — композитор, чьё творчество формировалось и развивалось на стыке трёх культур — европейской, русской и азербайджанской — и двух традиций — западной и восточной. Возможно, поэтому, в его музыке трудно выделить некую преобладающую тенденцию, приверженность той или иной стилистике и технологии, непоколебимость авангардной, поставангардной или постмодернистской позиции, неукоснительность поступенного и постепенного творческого движения. Как сложно определить, что в его произведениях является важным, а что не важным, что есть первостепенное, что есть суть и смысл опуса, а что отнести к опосредованному или побочному, какой материал определяет характер и образный строй, а какой выполняет функцию вспомогательную и прикладную. Отсюда и ощущение музыки Фараджа Караева противоречивое, неоднозначное, порой взаимоисключающее. Может показаться, что в финале своих произведений композитор нивелирует и извлекает музыкальную идею, словно желая переписать опус заново. Его творческая жизнь — непредсказуемые синусоиды без всякой уверенности, что следующая пойдёт в том или в этом направлении. Неоклассицизм, серийность, структурализм, импровизационность, джаз, концептуализм, электроника, театры самых разных (вплоть до национальных) инструментов, мугам, коллажность, неоромантизм, игрища с эпохами, текстами и звуковыми полями. Оттого в музыке у Фараджа Караева нет чужих, не своих территорий. Всякое музыкальное время и место будто бы его собственные. Постоянные раздвоения, расстроения, а то и расчетверения композиторской личности…
С Патрицией Копачинской
С Патрицией Копачинской
Как-то на вопрос, чего бы больше всего хотелось, ответил: «Хорошо жить, хорошо смеяться, хорошо писать музыку и хорошо умереть». (Смотри это же самое чуть выше.) Ещё веселее?!
Повторяю: ну и причём здесь «прощальный» автопортрет Шёнберга?
Не следовало помещать его в конце буклета! Или следовало? Вопрос, что называется…
Рауф Фархадов